Там, где Крюков канал...

Зуев Георгий Иванович

В 1908 году, когда состоялось его первое выступление как композитора, Стравинский был уже автором нескольких музыкальных сочинений. Среди них вокальная сюита «Фавн и пастушка» на стихи А. С. Пушкина, «Фантастическое скерцо» для оркестра, позднее переработанное в балет «Пчелы». Тогда же он начал работу над оперой «Соловей» на сюжет сказки Андерсена. На одном из концертов произведения Стравинского «Фейерверк» и «Фантастическое скерцо» услышал С. П. Дягилев, которому суждено было сыграть в жизни композитора немалую роль. «Гениальный антрепренер», как называли современники Дягилева, предложил молодому автору сочинить музыку к балету и даже подсказал сюжет из нескольких вариантов русских народных сказок о Жар-птице и Кащее Бессмертном. Они-то и стали основой либретто балета «Жар-птица». Успех этого спектакля, поставленного

в Париже в 1910 году, был огромен и положил начало всемирной славе Стравинского. Его последующие балеты («Петрушка» – 1910 г., «Весна священная» – 1912 г. и другие произведения), образы которых композитор черпал из русского фольклора, народной песенной стихии, были восторженно встречены зарубежным зрителем и неоднозначно, довольно прохладно – на родине. Русские музыкальные критики не жаловали композитора. 3 октября 1912 года «Петербургская газета» писала по этому поводу: «Балет какофония. По слухам, молодой композитор И. Ф. Стравинский вводит курьезные нововведения в свою новую пьесу – балет „Священная весна“. Дело в том, что участвующий в этом балете хор будет петь совсем в другой тональности, чем оркестр, и совершенно в других ритмах. Можно себе представить, какая получится какофония!»

Новый балет шокировал русскую публику. Яркая, красочная музыка плясок, игр, ритуальных обрядов, бестактно заглушалась смехом, свистом и невообразимым шумом в зрительном зале.

1914 год застал Стравинского в Швейцарии. Эта страна была пристанищем композитора целые семь лет. Оказавшись перед войной на Западе, Стравинский остался там навсегда, утратив непосредственную связь с культурой своей родины. Но русский музыкальный фольклор и национальные сюжеты по-прежнему продолжали питать его творчество.

«Русский дух неистребим в сердце этого настоящего, подлинно большого, многогранного таланта, рожденного землей русской и кровно с ней связанного», – так скажет о Стравинском один из лучших композиторов нашего времени – Д. Д. Шостакович.

Выдающаяся династия Стравинских действительно внесла весомый вклад в развитие отечественного искусства, однако, по неизвестным причинам, дом № 6–8 на набережной Крюкова канала долго не имел памятного знака. Родственники знаменитого певца Мариинского театра Федора Игнатьевича Стравинского и его сына композитора Игоря Федоровича, именем которого названа площадь в центре Парижа, вспоминали, что «висевшая здесь когда-то мемориальная доска „канула в Лету“ и до сих пор не восстановлена».

Т. П. Карсавина. 1910-е гг.

Порадовало ленинградцев небольшое сообщение, опубликованное в журнале «Музыкальная жизнь» (№ 17–19, 1991), уведомившее жителей города, что «во время традиционного фестиваля „Ленинградская весна“ дополнительный общественный резонанс мероприятию придало торжественное открытие мемориальных досок – на доме № 6 по Крюкову каналу, где жил И. Ф. Стравинский, и доме по Большой Пушкарской улице, где Д. Д. Шостакович работал в начале войны над легендарной Седьмой симфонией».

В доме № 6–8 на набережной Крюкова канала в начале XX века также снимала квартиру и блистательная Тамара Платоновна Карсавина – дочь Платона Константиновича Карсавина, в прошлом известного солиста балетной труппы Мариинского театра. Ее квартира находилась этажом выше над апартаментами семьи Ф. И. Стравинского. Тамара Карсавина – талантливая балерина, окончила столичную балетную школу в 1902 году. Один из критиков сравнил ее с Тамарой из лермонтовского «Демона». И действительно, томная, смугловато-бледная, с глубокими темными очами, Карсавина была любимицей петербургской публики. Ее творчество стало частью духовного опыта ее современников и далеко за рубежами родины прославило отечественное балетное искусство. В русском балетном театре появление Карсавиной стало подлинным событием и новым этапом его истории.

Ж.

Кокто. Афиша с изображением Тамары Карсавиной

Начало судьбоносного для всего мира и России 1914 года застало балерину в Париже. Разразилась мировая катастрофа, обрушившая на русский народ волну бедствий и горя. Она перекорежила и исковеркала судьбы людей, разлучила и разбросала по свету семьи.

Окольными путями Карсавина добралась до родного города, теперь уже Петрограда. Из окон своей квартиры на набережной Крюкова канала балерина видела огромные толпы горожан, энергично демонстрирующих ненависть ко всему немецкому и выкрикивающих яростные оскорбления в адрес Австрии, Германии и германского правительства. Люди полны энтузиазма. Еще бы! Русская армия, британский флот, французская артиллерия быстро сделают свое дело. К Рождеству все будет закончено! Подъем духа необычайный!

Председатель Государственной думы М. В. Родзянко

Площадь у Мариинского театра превратилась в военный плац, на котором проводили учение рекруты – бежали в атаку, кололи штыками набитые соломой чучела. В сумерках солдатские роты возвращались в казармы, маршируя под окнами квартиры Карсавиной и распевая патриотические песни.

Мариинский театр всю войну оставался открытым. У его касс по-прежнему стояли очереди, а зал театра каждый вечер заполнялся публикой, требовавшей теперь перед началом спектакля исполнения российского государственного гимна и гимнов стран-союзниц.

Эйфория быстро закончилась. Подходил в концу 1914 год. На фронте – сплошные неудачи. Началось тотальное отступление русских войск. «Наши войска отступают в полном порядке, оказывая успешное сопротивление авангарду противника!» – читали жители Петрограда в официальных сообщениях. Но неизбежность трагического поражения Российской империи ощущалась все сильнее.

Люди были подавлены, у всех в разговоре одно: «Когда же кончится эта война! Слишком долго тянется, слишком ужасна!»

Иностранцы отмечали странную психологию русского народа, способного на жертвы, подвиги, но быстро поддающегося унынию и отчаянию при неудачах, заранее считающего, что произойдет самое худшее. В народе росло недовольство всем и вся. В декабре 1914 года председатель Государственной думы М. В. Родзянко, беседуя с Николаем II в присутствии министров сказал: «Вы погубите страну, погибнет Россия при таких порядках… Вы приведете нас к такой разрухе, какой свет не видел, потому что, раскачав такую страну, как Россия, вы ее не скоро успокоите». Царь выслушал его и спокойно сказал: «Пожалуйста, вы не каркайте…»

Действительно, нерешительность и безволие царя, сочетавшиеся с упрямством, являлись непозволительными чертами для руководителя такой державы, как Россия, и вели ее к катастрофе.

«Жаль России. Жаль царя, – говорил Витте. – Что он получил и что оставит!»

Война продолжалась. В то время как на промерзшем фронте ради чуждых интересов тысячи рабочих, крестьян, интеллигентов убивали друг друга, голодные толпы их жен, матерей и детей выстаивали бесконечные очереди за хлебом, терзаясь тревожными думами о том, где и на что достать еды. Продукты дорожали, рубль дешевел. Купить что-либо стало делом почти невозможным. В лавках вывешивали объявления: «Хлеба нет и не будет!»

25 февраля 1917 года Тамара Платоновна Карсавина, выйдя из дома с маленьким кожаным саквояжем с балетными туфлями и прочими танцевальными принадлежностями, направилась в Мариинский театр на репетицию. Толпы народа запрудили Театральную площадь. На Офицерской улице казаки и полицейские отряды. У здания оперного театра установлен воинский караул.

27 февраля жильцы дома № 6–8 стали свидетелями уличных беспорядков и интенсивной стрельбы на Театральной площади, Офицерской улице и набережной Крюкова канала. Всю ночь громили Литовский замок; в 6 часов утра матросы Крюковских казарм выпустили заключенных, затем тюрьму подожгли. Жар от горящего строения был настолько сильным, что стекла в некоторых домах на противоположном берегу Крюкова канала раскололись.