Там, где нас нет (Повесть)
Шрифт:
Денис стал подниматься из-за стола, Волков подошел и толкнул его обратно в кресло.
– Он собирался вас уволить и сказал вам об этом. После Нового года, правильно? Вы решили, что должны его убить. Из вашего отдела и так сократили больше всего людей, и вы были уверены, что если Сиротина не станет, вас никто не уволит! В общем, вы правы. Скорее всего вы заняли бы его место, вы же хороший работник, а кто-то должен работать, несмотря на кризис!
Денис таращил глаза, а розовощекий и полный милицейский за спиной у Волкова вдруг сделал какое-то движение. Волков оглянулся. Тот зачем-то расстегнул свою черную папку на «молнии».
–
Денис кивнул, как завороженный.
– Когда вы вернулись, оказалось, что на месте машины Сиротина стоит «Хонда» моей жены. Вы мне об этом сказали. И решили, что удача на вашей стороне. Сиротин не мог поставить свою машину на обычное место, потому что моя жена его заняла! Когда он приехал и поставил машину за угол, вы еще подождали, а потом спустились вниз. Охранников уже не было, потому что они уходят в шесть, а камера наружного наблюдения у них не работает. Это тоже всем известно. Вы установили на машину Сиротина приемник, а рацию оставили себе. Пакет выбросили в урну. Вас видела моя жена, которая сидела в машине, а вы ее не видели, потому что у нее стекла тонированные! Вы поднялись на наш этаж, открыли окно в коридоре и нажали кнопочку, да? Осипов видел вас и решил, что у вас в руке кружка, а у вас была рация! Сирена завыла, и вы побежали к Сиротину в кабинет. Он уже к тому времени влез на подоконник – еще бы, на улице ночь, у него машина за углом, и сигнализация вовсю работает! Вы столкнули его, выскочили из кабинета и по лестнице побежали вниз. Вы знали, что на лестнице никого нет, потому что Камаровский с Рыбалко играют в бильярд, вы проходили мимо бильярдной, когда включали свою рацию, а Осипов ушел в комнату Даниловой, вы его видели, о чем сами мне и сказали. Вы сбежали вниз и, пока вокруг Сиротина собирался народ, сняли с его машины передатчик, выключили его и выбросили в снег. На всякий случай, чтобы не таскать в кармане, мало ли что!..
Денис тяжело дышал, а милицейский придвинулся и смотрел с интересом.
– Только вы забыли про меня, – твердо сказал Волков. – Меня-то вы не видели! А я вас видел.
– Где?! – спросил Усков ужасным голосом. – Где ты мог меня видеть?!
– В кабинете у Сиротина, – продолжал Волков так же твердо. – Я только не понял этот фокус с рацией, но как ты из кабинета выбегал, я видел. И как ты на лестницу побежал, тоже! Я все видел. Я только не успел тебя остановить, мерзавца! И я все нашел, и пакет, и передатчик, и рация у тебя наверняка где-то здесь!
– Ты все равно ничего не докажешь, – сказал Денис, – ничего и никогда! Может, это ты его столкнул!
– Нет, – возразил Волков. – Не я. И потом, ты же знаешь Сиротина! Он был твой начальник несколько лет! Ты ж понимаешь, что у него в кабинете камера стояла! И не какая-то там лоховская, как у наших охранников, а самая настоящая, пишущая. Так что с доказательствами у меня все в порядке.
– Быть этого не может, – еле выговорил Денис Усков. – Этого просто не может быть!
– Может, – отрезал Волков. – Так оно и есть!..
– Он собирался меня уволить, – Денис встал и опять быстро сел в кресло, – а меня нельзя увольнять! У меня кредит не выплачен и налоги тоже! Я не хочу! Я не могу! Мне зарплату надо получать!
– Там, куда тебя отправят, будешь за баланду работать, – пообещал Волков. – Кредит у него! Малодушный, слюнявый мальчишка!..
– Я не могу-у!!! – завыл Денис и взялся руками за голову. – Не могу-у-у!!!
Розовощекий милицейский долго писал какие-то бумаги и все не уходил, хотя Ускова давно отвели в «газик», и Волков мечтал, чтобы милицейский ушел в этот самый «газик» тоже.
В конце концов опер все же ушел, но вернулся.
– Послушай, – сказал он Волкову душевно, – ну, про то, что ты его видел, я понял, что вранье! А про камеру тоже вранье?
– Вранье, – кивнул Волков, просовывая руки в рукава куртки.
– На чистосердечное налегать, что ли? Эти отпечатки на рации – фигня, ты ж понимаешь!
– Понимаю, – согласился Волков. – Только я на суде скажу, что я его видел. Своими глазами. Это поможет?
– Поглядим, – подумав, сказал милицейский. – Смотря кто судить будет. Должно помочь, конечно. Если ты подтвердишь, а он от своих показаний не откажется, то поможет... А там кто его знает! А ты с этим, с потерпевшим, дружил, что ли?
Волков кивнул.
– Ну, понятно. – Милицейский вздохнул. – Ловко ты его раскрутил. Молодец. Если что, приходи в отдел. Будешь бумажки перебирать, как я!
И тут он засмеялся.
– Ну, с Новым годом тебя, мужик! – Он хлопнул Волкова по плечу и ушел.
Утром тридцать первого декабря Волков ни с того, ни с сего решил побриться. Завтра с утра бриться он точно не станет, а Юльке не нравится, когда он зарастает по глаза. Напевая под нос, он мылил щеки, когда дверь широко распахнулась и на пороге показался его новый ребенок.
Ребенок сосредоточенно сопел и придерживал рукой необъятные пижамные штаны, бывшие Димкины, которые норовили свалиться с худосочной попы.
Волков, как ни странно, все время забывал про то, что у него теперь дополнительный ребенок, и они оба замерли от неожиданности и уставились друг на друга во все глаза.
– Я просто так... – пробормотал гном и переступил ногами в широченных штанинах, – я думал, тут нет никого...
– Тут есть я, – пояснил Волков.
Пузыри мыльной пены тихонько лопались на щеках, щекотали кожу. Огромный клок, свесившийся с подбородка, оторвался и мягко шлепнулся в раковину.
Мальчишка проводил его расширившимися глазами, вдруг сдавленно ахнул и уставился Волкову в лицо. Глаза у него округлились, как у сороки, стали темными и совсем бездонными.
Волков ничего не понял.
– Ты что? – Мыльная пена мешала ему говорить, лезла в рот. – Ты что, Павлик? Ты, может, пописать хочешь? Так ты заходи и писай себе! А можешь в ту ванную, которая...
Мальчишка тоненько свистнул горлом, как суслик-еврашка, виденный однажды Волковым на Камчатке, кинулся вперед, наступил на свои штаны и упал бы, если бы перепуганный Волков его не подхватил.