Там, где нас нет
Шрифт:
– А… как зовут? – осторожно поинтересовалась Марина у кого-то из милиционеров, задумчиво рассматривающих место преступления.
– Юра, он наш лучший кинолог.
– Нет, собаку как зовут? Тузбубен?
Вот, откуда-то взялся у нее в голове этот самый Тузбубен!
– Да нет, не туз, с чего вы взяли?! Это Дик, наш лучший поисковик! Может, и приведет куда-нибудь, поглядим…
Дик на самом деле привел в переулок, где, по всей видимости, стояла машина, а дальше не знал куда идти, и его вернули в магазин.
Собственно, несколько следующих дней он ночевал в магазине вместе с Юрой –
Все эти дни сотрудники магазина изнемогали от желания как-нибудь расположить к себе «собачку».
Еще бы, это же так интересно – самая настоящая служебная собака, как в фильме «Ко мне, Мухтар!»
Все «девушки», за исключением самых равнодушных или уж насмерть перепуганных, то и дело лезли к Дику то с конфетами, то с блинами, то с кусочком колбасы, который отщипывали от собственных скудных бутербродов.
Кинолог Юра поначалу терпеливо всем объяснял, что «он не возьмет, не приучен», а потом перестал, утомился, наверное.
Собака Дик оказалась гранитной скалой с железной волей. Он ничего не брал у посторонних, на заигрывания отвечал ледяным презрением, давал себя погладить, только если Юра ему приказывал, и, пока гладили, терпел изо всех сил, хотя брезгливость – до содрогания – была отчетливо написана на его черной, с желтыми подпалинами, морде.
А потом дыру заделали, сигнализацию провели, и Юра Дика увел.
Расставаясь, весь магазин желал им отличной службы, внеочередных званий, усиленного пайка и вообще счастья в личной жизни. Предпринимались последние попытки угостить неприступного красавца зефиром и печеньем «Юбилейное», но и эти попытки были отвергнуты.
В общем, без Юры и Дика стало скучно.
Марина торопилась с ремонтом, и мечты ее казались «маниловщиной» и дикостью не только сотрудникам, но и коллегам-книжникам. Она все толковала про какую-то свободную выкладку, про книжные супермаркеты Франции и Германии, про какие-то открытые стойки – как в библиотеке, подходи, смотри и хочешь, ставь на место, а хочешь, плати в кассу, – про передвижные книжные шкафы на колесиках, каких никто не видел, про металлические рамки в дверях, которые будут звенеть, если за книги не заплачено.
– Да где ты деньги возьмешь на всякие эти нововведения?! Да еще оборудование такое где достанешь?! Может, конечно, во Франции так и можно торговать, а у нас точно не получится, это я тебе говорю, а я на книгах всю жизнь просидел, – кричал Борис Львович, тоже директор. Магазин у него был огромный, а толку, с точки зрения Марины Николаевны, – нуль! Полмагазина он сразу сдал каким-то фирмачам, продававшим сомнительные джинсы и дамские лифчики и подштанники, а во второй половине, как в сельпо, у него причудливо сочетались книги, «изделия из пластмассы», то есть тазы, а также цветочные и детские горшки, канцелярия, мягкие игрушки, художественные альбомы и колготки.
– У тебя воровства будет не то что на миллионы, а на миллиарды каждый день! Какие-то рамки она придумала ставить, которые звенеть будут! Как же, станут они звенеть! И чего, чтоб они звенели, каждую штучку надо кодировать?! В компьютер заносить?!
Но Марина решительно не собиралась прогорать и хвалить себя за то, что до сих пор не прогорела, считала бессмыслицей.
Кроме того, ее во всем поддерживал Матвей.
Он умел поддержать.
– Может быть, я ничего не понимаю в книжной торговле, – говорил он, – но зато я разбираюсь в организации работы. Любой. И знаю, как сделать так, чтобы люди были заинтересованы в том, что они делают. Если ты объяснишь людям, для чего затеваешь такую громадную переделку, и что ты хочешь от нее получить, и как все это будет на самом деле, у тебя все получится! И кредиты мы найдем, и народ за тебя встанет горой!
Но болезненное состояние, в котором жила страна в последние годы, перепутало все планы.
Наступило очередное обострение, и казалось, что этот кризис уж точно последний, страна его не переживет.
Сколько можно кризисов, каждый из которых кажется смертельным, последним исходом?..
В октябре, дождливым серым днем, когда темно уже с утра, и мутные желтые огни отражаются в мокром асфальте, и хочется пить чай, задумчиво греть руки о чашку и ни о чем не думать, танки пошли на Белый дом.
Марина прибежала на работу и кинулась сушить волосы, потому что позабыла зонтик и сильно вымокла, а к мэрии тем временем валом валил народ, и у всех были мрачные, напряженные лица, горящие глаза и какие-то транспаранты в руках.
– Это свои? – тихонько спросила у нее Катя, пока она сушилась в закутке на втором этаже. Фен бодро гудел, и Марина прядь за прядью подставляла под теплую струю. Волос было много, и она сердилась, что они никак не высохнут.
В залитое дождем серое окошко, бывшее у них как будто под ногами, было видно мэрию, толпу, транспаранты и даже, похоже, какие-то металлические заграждения, перетянутые колючей проволокой. Баррикады, что ли, будут возводить?..
– Нет тут ни своих, ни чужих, – мрачно сказала Марина из-за занавеси своих волос. – Какие чужие! Страна-то одна!
Катя вздохнула.
– Это я понимаю, Марина Николаевна. Только у нас теперь президент с парламентом воюет, так?
– Так.
– А мэрия на чьей стороне?
– Мэрия, – отчеканила Марина – на той стороне улицы. А мы на этой. Мы войной ни на кого не идем, у нас другие задачи!
Два года назад, в августе, она уже объясняла своим перепуганным «девушкам» про задачи, и уверяла, что танки не будут стрелять, и обещала, что все кончится хорошо, как будто это от нее зависело!..