Там, где нас нет
Шрифт:
— Да спасибо, отдохни, почтенный. Все никак не привыкну — то ли ты молодой удалец, то ли преклонный старец, уж не прогневайся.
Настал черед Принца. Яр-Тур поднялся на ноги, хотя никакой нужды в том не было, и начал рассказывать свою устареллу. Сложена она была вроде песни — одно слово цеплялось за другое, перекликалось одно с другим, отзывалось одно в другом, так что даже напев получался. Яр-Тур при этом то прижимал руку к сердцу, то простирал эту же руку вдаль. Да только никакой дали
Печальная устарелла его была про мужика-бобыля, как сидит он за пустым столом и тоскует по любимой, которой уже и на свете нет. И влетает к нему в избу ворон — здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку — и садится на полати. Бобыль знает, что птица-то вещая, и давай его пытать: встречу я еще свою милую или нет? А ворон ему: «Никогда!» Бобыль опять спрашивает: а душа-то моя успокоится? Ворон свое: «Никогда!» Тогда лети отсюда по-хорошему, советует бобыль, а поганая птица снова-здорово: «Никогда!»
Понравилось, видно, в избе-то. Ну, бобыль огорчился и запил горькую.
На языке Принца слово «никогда» звучало куда страшнее, чем на Жихаревом.
Богатырь подумал, что надо было бобылю задать совсем простой вопрос, например: «Сколько на руке пальцев?» Ворон снова каркнул бы: «Никогда!», поскольку других слов он наверняка не знает, опозорился бы в звании вещего и улетел, теряя перья от заслуженного стыда.
«Всем все объяснять надо, недогадливый какой народ пошел!» — сокрушался Жихарь.
Сам он собрался поведать устареллу про доброго молодца, что из-за бедности и гордости бесстрашно зарубил топором ветхую старушку, но тут Индрик поворотил куда-то в сторону, так что спутникам пришлось ухватиться друг за дружку, да еще и за хвостик.
Индрику такое обхождение не понравилось, он пошел задним ходом, а потом вернулся на прежний отвесный путь. В стене же колодца образовалась дыра, и туда потянулся воздух.
Хвост Индрика согнулся и указал в сторону дыры — дескать, слезай, приехали.
Дыра получилась небольшая, но человеку пролезть впору, даже и богатырю.
— Постой, — сказал Жихарь и добавил с упреком: — Такой здоровый, а уже утомился! Может, нам туда и не надобно.
Он достал ваджру, выбрал на зверином заду место поровнее и проверил. Все правильно — черенок показывал на дыру.
К счастью, первым ринулся в дыру не глупый человек, а умудренный петух.
Будимир, не найдя опоры под ногами, вострепетал крыльями и завис в воздухе, добавив жару в перья.
Жихарь сунул голову в дыру. Сколько петушиного света хватало, простиралась черная бездна, только прямо под носом тянулся по стене открывшейся громадной пещеры неширокий приступочек — в две ступни, не более.
Делать нечего, пришлось лезть, помогая друг другу. Когда все трое оказались на карнизе, Жихарь опять сунулся в дыру, только с другой стороны.
— Прощай, Индрик-зверь, в расчете я с вашим родом: одного загубил, зато другого, можно сказать, самолично взлелеял!
Индрик ласково шлепнул его по щеке кисточкой хвоста и пошел прежним путем вниз, к неведомой цели.
— Заделать бы эту дыру, пока Дикая Охота не примчалась, — сказал Жихарь. — Но тут не до хорошего, лишь бы удержаться. Будимир, лети ко мне, ты небось устал…
Потом еще раз пришлось свериться по ложке, в какую сторону идти, да и способ передвижения вызвал споры: лицом к скале ходить или спиной? Решили спиной.
— Вот, значит, каковы Адские Вертепы, куда не ступала нога живого человека! — торжественно провозгласил Принц, боком переступая по узенькой полке.
— Подземное царство Диюй состоит из десяти судилищ, каждое из которых имеет шестнадцать залов для наказаний. В первом судилище располагается камера восполнения священных текстов…
Жихарь подумал и решил, что разговоры Бедного Монаха будут хотя бы отвлекать от того, что внизу. «Только бы не усыпил он меня опять…»
— Во втором судилище душу встречают мохнатая собака Чжэн-нин и Красноголовый Чи-фа. Сюда отправляются души мужчин и женщин, вступавших в недозволенную связь, души воров, дурных лекарей и обманщиков…
«Вот куда меня и законопатят, — прикинул Жихарь. — Это надо же — на земле тюрьма, под землей тюрьма… Небось эти сволочи и на небесах тюрьму изладят, и тогда вовсе некуда будет податься…»
— В залах третьего судилища, именуемого Хэй-шен — черная веревка, грешникам перевязывают веревкой горло, руки и ноги, клещами сжимают печень, строгают сердце… В это судилище попадают те, кто думал, что император не заботится о подданных…
«Смотри-ка, и здесь мне местечко уготовано, — отметил Жихарь. — Я ведь всегда всякое начальство сволочил. Так что же теперь — разорваться мне, что ли?»
Свет от Будимира шел уже не золотой, а вполнакала, красный. В его лучах и самих странников можно было принять за уроженцев Адских Вертепов.
— В четвертое судилище направляются неплательщики налогов, те, кто крадет камни из мостовой и масло из фонарей…
«Масла не крал, а налогов сроду не платил. Хотя ведь и мостовую случалось разворошить, так не зря же говорится, что булыжник — оружие богатыря-то…»
— Стой, — сказал Жихарь. — Довольно народ расстраивать.
— …те, кто писал дурные книги и рисовал неприличные картины, — произнес Лю Седьмой и замолк.
— Слышите, внизу что-то шуршит? Внизу не только шуршало, но и скрипело, скрежетало, даже чавкало внизу.