Там, где не слышно голоса
Шрифт:
Проблему связи просто и в то же время гениально разрешил генеральный директор парижских почт Рампон.
«Друзья, если наша страна оккупирована, если море далеко, есть еще один путь — по воздуху! Разве не Франция — колыбель воздухоплавания? Ведь в Париже живет „король аэронавтов“ — фотограф Надар, конструктор и изобретатель новых типов воздушных шаров! Разве не Париж дал миру славную семью „воздушных капитанов“ Годаров? Не зря Академия гордится своим почетным членом Гастоном Тиссандье, замечательным ученым, знатоком воздушного пространства, куда до недавнего времени поднимались только орлы и дикие гуси!» Так возникла идея. Вскоре она претворилась в жизнь. Появилась славная «аэростатная почта», история которой неразрывно связана с героической обороной Парижа.
...
Опустевшие Северный и Орлеанский вокзалы превратились в фабрики по производству аэростатов. Отец, дядя, братья и сыновья Годары, Ион, Лешамбр, словом каждый, кто разбирается в аэростатах, трудятся, не покладая рук.
На перронах, которые совсем недавно были наполнены шумом и голосами пассажиров, теперь сидят старые рыбаки. И откуда они только взялись? Ловкими мозолистыми руками они плетут сети для воздушных шаров. Сотни женщин шьют оболочки. Корзинщики плетут корзины, технические училища отдают приборы, которые раньше украшали коллекции и кабинеты.
На Монмартре Феликс Турнашон, по прозвищу Надар, расхаживает с саблей на боку. Он организует «аэростатный» отряд. Мужчины учатся наполнять воздушные шары, выпускать газ из оболочки при посадке, регулировать высоту полета, они узнают, как нужно бороться с резкими порывами ветра. А по вечерам в маленьком ресторане за стаканом вина Надар рассказывает им о своих полетах…
Он гордится ими по праву. Надар впервые в истории фотографировал с воздушного шара. Его «Жеанн» был крупнейшим аэростатом того времени. Будучи «императорским воздухоплавателем», он несколько раз летал над Францией и Германией.
Словом, да здравствует король фотографов и воздухоплавателей — Надар!
Вскоре после того, как был окружен Париж, прусские часовые увидели у себя над головами первый воздушный шар. Солдаты были потрясены. Задрав головы и раскрыв рты, следили они за его полетом. И только злобные окрики офицеров привели их в чувство.
Старт одного из воздушных шаров в осажденном Париже.
По всей линии фронта загремели выстрелы. Сотни пуль полетело за воздушным шаром; на его «борту», кроме равнодушного, привыкшего к опасностям моряка, находился и сам Гастон Тиссандье. Казалось, пули должны были разорвать в клочья тонкую шелковую оболочку. Не тут-то было! Одна или две «заблудившиеся» пули, которые коснулись огромного шара, не повредили ему. Правда, газ, наполнявший воздушный шар, выходил через дырки, но ведь он все равно просачивался через швы и продушины.
Позднее немцы, наученные горьким опытом, расставили на постах вокруг Парижа стрелков с длинными «противовоздушными» ружьями. Они заряжали их «зажигательными патронами». Здесь же рядом стояли (не удивляйтесь!) батареи противовоздушных ракет.
Воздухоплаватели, пожав плечами, выбрасывали на несколько мешков с песком больше и поднимались на высоту 1100 метров, — а туда не долетали ни ракеты, ни снаряды. Позднее воздушные шары стали летать ночью, — и их никто не замечал. Словно огромные медузы плыли они над головами ничего не подозревающих немцев. Что же перевозили воздушные шары?
Все, что угодно. Например, на первом воздушном шаре было переправлено 30 000 почтовых открыток. В них парижане рассказывали своим близким о столице и о себе. Так о жизни в осажденном Париже узнал весь мир. Парижская почта выпустила специальные «аэростатные открытки» (одну из них вы видите на стр. 203). Они печатались на тонкой бумаге, на каждой открытке был государственный герб молодой французской республики, специальный правительственный штемпель и, конечно, указания для адресатов. Между прочим, эти почтовые открытки были «первыми ласточками» в Европе. Раньше ими пользовались только в бывшей Австрии и в Германии после конференции в Карлсруэ в 1865 году. У «аэростатной почты» были позднее свои собственные марки и штемпеля. Нечего и говорить, что сейчас эти марки стали большой редкостью, о которой мечтают многие филателисты. Кроме открыток, воздушные шары перевозили правительственные депеши и газеты, издававшиеся
Почтовые открытки парижской аэростатной почты.
На воздушном шаре улетел из Парижа и Леон Гамбетта, один из вождей республиканской революции. И, конечно, нельзя забывать о самых главных «пассажирах». В корзинах воздушных шаров перевозили клетки с почтовыми голубями, с каждым аэростатом улетало из Парижа по нескольку десятков сизых и белых красавцев, которые потом выполняли важные задания. Они приносили обратно в Париж донесения и частные письма. Сначала письма писали на очень тонкой бумаге, упаковывали в кожаные мешочки и привязывали их на спинки голубей. Потом на помощь пришла фотография.
В шестидесятые годы прошлого века бурно развивалась фотография. Этому способствовало открытие так называемого «мокрого процесса». Он вытеснил дагерротипию (т. е. фотографирование на серебряные пластинки) и талботипию (фотографирование на фоточувствительную бумагу). Благодаря новому методу французский фотограф Драгон сделал интересное открытие, которого поначалу никто не принял всерьез. Драгон изобрел прибор, с помощью которого можно было уменьшать фотографию примерно в пять тысяч раз. Одновременно он создал мелкозернистый слой, так что под микроскопом на уменьшенной фотографии можно было различить все детали. Эти маленькие точечки, раскрывавшие свою тайну только под микроскопом, назывались «СТЭНХОПС». Но как их можно было использовать? Может быть, вам попадались авторучки или «вечные» карандаши, с вставленной в них стеклянной лупой? Приложив глаз к такой лупе, можно увидеть увеличенное изображение города, пейзажа, портрет какого-нибудь известного человека. Это и есть «стэнхопс» — изобретение Драгона.
Да и сам Драгон до 1870 года не нашел более остроумного применения своему изобретению…
Но вот пруссаки осадили Париж, и гражданин Рампон начал создавать «аэростатную почту». Однажды к нему пришел фотограф Драгон, они долго о чем-то разговаривали с глазу на глаз и на прощанье пожали друг другу руки. Рампон сиял от радости. Это как раз то, что ему нужно для усовершенствования почты: ведь пока связь была односторонней: аэростаты нельзя было направить в Париж. На одном из первых воздушных шаров, названном в честь изобретателя фотографии «Дагерр», покинул Париж и Драгон. Он взял с собой в дорогу завтрак, смену белья, а главное — все приспособления для микрофотографии. Это все, что ему было нужно. Не обошлось без приключений — воздушный шар приземлился на территории, занятой прусскими войсками. Но все же Драгон благополучно добрался до места назначения, — на свободную французскую землю. Правда, он потерял свой завтрак и белье, но почту и приборы довез в целости и сохранности. И вскоре к Парижу снова полетел почтовый голубь. С минуту он словно раздумывал, посидел на желобе, почистил перышки, но потом все-таки направился к родной голубятне, — чтобы добраться до нее, он проделал такой длинный путь! Хозяин, уже несколько ночей карауливший у входа в голубятню, снял дрожащими руками с лапки голубя маленький запечатанный пакетик. Потом он ласково погладил пернатого посыльного, надел шляпу и вышел на улицу. Через несколько минут он уже стучал в дверь дома, где жил генеральный директор французских почт. Директор, веселый и шумный парижанин, сердечно обнял голубятника, похлопал его по плечу, пожал ему руку и… проводил его до дверей дома. Заслуги заслугами, а почтовая тайна — это почтовая тайна. Тут уж ничего не поделаешь!
Сверток, доставленный голубем через линию фронта, осторожно распечатали и развернули. В нем было несколько тонюсеньких коллодиевых пленок, размером в 3 X 5 сантиметров. Никто бы не заподозрил, что на них что-то написано. Только когда Рампон приказал вставить пленку в проекционный аппарат, — на стене появились сотни увеличенных депеш, писем, сообщений, поздравлений…
Под заголовком
ИНФОРМАЦИОННАЯ СЛУЖБА — ГОЛУБИНЫЙ ПОЧТАМТ
(СТИНЕКЕРС И МЕРКАДЬЕ, 103 РЮ ДЕ ГРЕНЕЛЬ)