Там, где парят орлы. Последняя граница
Шрифт:
Рейнольдс промолчал и ничего не ответил на этот монолог. Ссылка на камеры пыток АВО, полная свобода, которую предоставлял полковник Гидаш этому садистскому уроду, не являлись ни случайными, ни не связанными между собой. Гидаш пытался нащупать слабость в психике Рейнольдса, точно оценивая реакцию и сопротивление к тому или иному подходу к нему. Гидаш был заинтересован только в определенных результатах, которые необходимо было достигнуть самыми быстрыми методами. Если бы он убедился, что жестокость и насилие дают скорые плоды или являются пустой тратой времени в отношении человека, подобного Рейнольдсу, то, не колеблясь, применил бы или, напротив, отказался бы от них, чтобы искать более утонченные методы. Гидаш выглядел опасным, довольно умным и озлобленным, но в нем не чувствовалось
– Пройдите на угол улицы к телефону–автомату. Вызовите сюда автомобиль. Они знают, где мы находимся. – Он улыбнулся Рейнольдсу. – К сожалению, мы не могли поставить машину прямо перед входной дверью. Это бы вас насторожило. А?.. Не так ли, капитан Рейнольдс? – Он взглянул на часы. – Машина будет здесь в ближайшие десять минут, не более. Но этот десяток минут можно провести с пользой. Может быть, капитан Рейнольдс заинтересуется возможностью написать и подписать отчет о своих последних действиях. Не вымышленных, конечно. Проведите его внутрь.
Они провели его внутрь, поставили напротив стола, пока Гидаш усаживался за ним и направлял лампу прямо в лицо Рейнольдсу. С расстояния менее двух футов свет слепил его даже сквозь закрытые глаза.
– Мы запоем, капитан Рейнольдс. Потом запишем слова песни для благодарной аудитории или, по крайней мере, для народного суда. Вас ожидает справедливый суд. Разные там экивоки, прямая ложь и даже попытка тянуть время на пользу вам не пойдут. Быстрое подтверждение уже известного нам может сохранить вам жизнь. Мы бы предпочли избавиться от того, что неизбежно будет считаться международным инцидентом. Мы знаем все, капитан Рейнольдс. Все. – Он покачал головой, словно удивляясь своим воспоминаниям. – Кто бы мог подумать, что ваш друг… – Он щелкнул пальцами. – Я забыл его имя… этот квадратный тип с плечами, напоминающими амбарную дверь… Кто бы мог подумать, что у него такой приятный певучий голос. – Гидаш взял лист бумаги из ящика стола и положил перед собой. Рейнольдс увидел, что бумага исписана каким–то текстом. – Строки довольно неровные, что вполне объяснимо обстоятельствами, но пока и это сойдет. Думаю, у судьи не возникнут трудности с прочтением записи.
Невзирая на глубоко саднящую боль в боку и разбитом рту, Рейнольдс почувствовал прилив бодрости и, наклонившись, выплюнул кровь на пол, стараясь не показать выражение своего лица. Теперь он знал, что никто не заговорил, потому что АВО никого из них не поймала. Видимо, им все же удалось подобраться довольно близко к Янчи и его людям, иначе они не заметили бы работающего в гараже Шандора… Гидаш слишком много уже тут наговорил, чего не стоило бы делать.
Рейнольдс был уверен, что Шандор не мог знать достаточно много из того, что хотелось бы узнать Гидашу. В любом случае они начали не с Шандора. По крайней мере, не тогда, когда бы у них в руках оказались девушка и Имре. Да Гидаш и не был похож на человека, забывающего чье–то имя, особенно имя, которое он узнал лишь сегодняшним вечером. Кроме того, сама мысль, что Шандор заговорил под физическими пытками, а на другое у них просто бы не хватило времени, просто не укладывалась в голове. Гидашу никогда не приходилось, мрачно подумал Рейнольдс, попадать в объятия рук Шандора и никогда не пришлось глядеть при этом в его добрые непроницаемые глаза с расстояния шести дюймов. Если бы они подвергли Шандора пыткам в этой комнате, то сомнительно, чтобы стены тут так и остались на своих местах.
– Допустим, вы начнете рассказ с того, как вам удалось проникнуть в страну, – предложил Гидаш. – Каналы были заморожены, мистер Рейнольдс?
– Проник в страну?.. Каналы?.. – невнятно и тяжело переспросил Рейнольдс распухшими губами и медленно покачал головой. – Боюсь, что не знаю… – Он прервался на слове, отпрыгнул в сторону, гибко извернувшись, потому что в спине и боку вновь возникла невыносимая боль. И все же успел заметить в тени, где скрывался Гидаш, едва уловимый кивок в сторону Коко и движение глаз, лишь позже осознавая, что Гидаш как раз и хотел, чтобы
Гидаш вскочил на ноги с пистолетом в руках, два охранника вбежали с карабинами на изготовку. Рейнольдс перенес всю тяжесть тела на одну ногу, ощущая другую так, будто сломал ее, а Коко катался по полу, хватая ртом воздух. Гидаш понимающе улыбнулся.
– Вы сами вынесли себе приговор, капитан Рейнольдс. Обычный житель Будапешта лежал бы сейчас там, где катается от боли несчастный Коко. Здесь в школах не учат каратэ. – С холодным удивлением Рейнольдс сообразил, что Гидаш намеренно спровоцировал этот инцидент, равнодушный к последствиям для своего подчиненного. – Я узнал все, что мне нужно. Отдаю вам должное и понимаю, ломать вам кости будет пустой тратой времени. Улица Сталина ждет вас, капитан Рейнольдс, и некоторые другие, более утонченные формы допроса.
Через три минуты они все разместились в грузовике, подъехавшем к гаражу. Гигант Коко с посеревшим лицом, все еще тяжело дышавший, вытянулся на задней скамье, а полковник Гидаш с двумя охранниками, сидя вокруг, охраняли сидевшего на полу спиной к кабине Рейнольдса. Четвертый охранник расположился в кабине рядом с водителем грузовика.
Удар, визжащий звук, швырнувший всех на пол грузовика с сидений, причем один из охранников упал на Рейнольдса, – все это случилось спустя двадцать секунд, когда они стали поворачивать за ближайший угол.
Удар без всякого предупреждения, которое бы дало хоть полсекунды, чтобы подготовиться к нему. Просто завизжали тормоза, послышался скрежет металла о металл, шины грузовика со скрипом протащились по утрамбованному снегу и самортизировали о кромку тротуара на противоположной стороне улицы.
Они еще валялись на полу грузовика, приходя в себя от неожиданности, и еще не сделали ни одного движения, а двери грузовика распахнулись, вспыхнул свет, внезапно осветивший темную внутренность фургона, и следом, через мгновение, вспыхнули еще два фонаря. Два длинных ствола зловеще сверкнули в свете фонарей, и низкий хриплый голос приказал всем заложить руки за голову. Снаружи раздался тихий голос, стволы и два фонаря отодвинулись в сторону, и в человеке, который, спотыкаясь, вошел в луч света, Рейнольдс опознал сотрудника АВО. За ним почти сразу появился еще один, потерявший сознание, мотор грузовика вновь заработал, и они опять были в пути. Все это не заняло и двадцати секунд с начала и до конца. Рейнольдс мысленно восхитился сноровкой и четкой эффективностью работы профессионалов подобного рода.
В том, кто это такие, он ни минуты не сомневался, но и при всем том, лишь на секунду поймав взглядом держащую один из стволов руку, изуродованную, всю покрытую шрамами, руку с необычной сине–фиолетовой отметиной в середине, мелькнувшую на миг руку, лишь после этого он почувствовал теплую и успокаивающую волну облегчения, нахлынувшую на него. Только в тот момент, не раньше, он мог почувствовать, как был напряжен, как, словно металлические струны, натянуты все его нервы. И уже потом он в состоянии был подумать о всех тех ужасах, которые ожидали менее везучих, – тех, кого допрашивали на улице Сталина.
Снова заныло в боку и заболели разбитые губы. Боль усилилась, потому что теперь его не сковывал страх за ближайшее будущее. Но зато сейчас он вновь мог думать о настоящем. Тошнота волнами накатывала на него, в голове кружилось, и толчками пульсировала кровь. Он понимал, что стоит ему самую малость расслабиться, и тут же сознание покинет его. Но для этого еще не настало время. Позже.
Сжав зубы, чтобы не застонать, с посеревшим от боли лицом, он спихнул свалившегося на него охранника, перешагнул через него и забрал его карабин. Он положил оружие на скамью слева от себя и подтолкнул в глубину фургона. Невидимая рука подхватила карабин и отправила его в темноту. Туда же последовали два других карабина и пистолет Гидаша. Свой пистолет Рейнольдс взял из куртки Гидаша, сунул его обратно в свою куртку и сел на лавку напротив Коко.