Там, на неведомых дорожках...
Шрифт:
Теперь Дуб открыл оба глаза, и меня пробрало морозцем. Невооруженным глазом было видно, что он разозлился. Листья затрепетали, словно на ветру, от ствола пошел скрип — глубокий и нутряной, ветви угрожающе закачались.
Нет, ну а что он хотел? Больше — значит сильнее, сильнее — значит прав? Но это еще померить надо у кого больше. Да и не в размере правда. Я всегда считал, что она во взаимном уважении. Например, я не взгляну на муравья с презрением, только потому что он муравей, а я человек. Да и к людям, которые ошибаются на мой счет, я не отношусь с презрением, их заблуждения — это их право. А вот озвучивать свои заблуждения на мой счет — это уже их выбор. За него придётся отвечать. Будь
Между тем, на солнце набежала тучка, а браслеты охладились до температуры жидкого азота. Насколько я мог судить по клочку открытому еще моему взору небосвода, по нему со всех сторон неслись тяжелые черные тучи. Причем неслись странно, словно в одну точку устремлялись, расположенную где-то над Дубом… или где-то в его кроне… Момент, когда тучи наконец-то в этой гипотетической точке сошлись, запечатлелся басистым раскатом грома. Не громким, но тяжелым настолько, что земля под ногами заходила ходуном. Тучи, между тем, стремительным мутным потоком заскользили вниз по кроне, ударились оземь и разошлись по кругу туманной взрывной волной. Порывом, сопровождающим это светопреставление, меня отшвырнуло назад, и мир в тот же миг погрузился в серо-черный промозглый туман. Мне пришлось пальцами впиться в почву, иначе все усиливающийся облачный поток грозил сдуть меня куда-то на фиг.
Благо я вовремя вспомнил, что в этом месте желание и стремление являются не менее важными, чем физическое движение или попытка удержаться за рыхлую почву. Подкрепляя свои движения желанием, я поднялся, и двинулся вперед. Вероятно, сила моего желания двигаться была не так велика, как мне представлялось, поскольку продвигался я с наклоном градусов в сорок пять. Зато продвигался, и ветер не в силах был оторвать от почвы мою скособоченную тушку! Куда именно двигался я и сам толком не понимал, скорее всего — к стволу, а еще скорее — просто назло. Что я у ствола со своим «назло» делать собирался, пока также оставалось загадкой. Наверное, буду им бить наглую деревянную морду…
Неожиданно поток ветра истончился, и я со скоростью завалился вперед, врезавшись лбом во что-то твердое, никак — в тот самый пресловутый ствол… Вот и как в этой ситуации разобрать кто кому в морду дал? Кто сатисфакцию получил?
В редеющей облачной мгле раздался тихий смех. Дубу он принадлежать не мог, поскольку был удивительно чистым и приятным, словно журчание ручейка. Я поднялся и, потирая ушибленный лоб, с гордостью оперся о ствол. И гордость была не безосновательной, ибо только что я доказал превосходство человека, и всего человечества в лице этого человека, над глупым деревом, которое не поняло этого превосходства сразу. Решило размером взять, авторитетом, так сказать, задавить. Как клопа. Но клоп хоть мал — да вонюч… Э-э-э, в том смысле, что мал золотник, да дорог. Короче — чем громче шкаф, тем больше падает…
Дуб, к моему удивлению, промолчал, хотя на протяжении всего противостояния, я ощущал отголосок его гнетущего внимания. Зато смех повторился и на этот раз намного громче. Хотя не громче, а проникновеннее: он словно в душу мою вошел, которая, к слову, пустой была до сего радостного момента, а теперь наполнилась этим смехом, ожила, расцвела…
Я с удивлением огляделся. Кто же это так проникновенно смеется, что и солнышко ярче светить начинает, и Дуб уже не кажется таким уж дядей с большими ушами?.. Я огляделся, отошел от ствола и в нижних ветвях обнаружил Ее. Обладательницу, то бишь. И она своего смеха стоила.
Первое, что бросилось в глаза, так это то, что девушка была обнажена, и ее кожа имела приятный светло-коричневый оттенок. Она сидела, свесив одну и подобрав под себя вторую ногу. Длинные темно-коричневые волосы с серебристым отливом
Мало того, что девушка была обнажена, так она еще и красива оказалась, необычайно. Да что там необычайно! Она была сказочно, божественно, неописуемо красива! Прекрасна! Это про нее сказано: ни, словом сказать, ни пером описать… я бы еще добавил — ни глаз отвести. И ведь действительно, глаза мои словно держал кто-то, не подчинялись они более моей воле… Ее лицо, формы тела, осанка, переливы волос и блеск очей создавали удивительное впечатление, словно умели говорить собственным языком, переводить который взялось почему-то сердце, а не разум… А говорили они, что вижу я совершенство во плоти. Я был восхищен, не мог ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни взгляда оторвать, ни мысли собрать — я был буквально пленен увиденным образом неземной гармонии. Осадок от такого пленения остался двоякий: с одной стороны — непонятно, что это со мной происходит, а с другой — приятно, и плевать на то, что со мной происходит…
Девушка несмело улыбнулась, и это слегка ослабило чары. Я тяжело вдохнул, мотнул головой, и вновь воззрился на лесную красавицу. Она чего-то ждала, и это ожидание ощущалось все сильнее, разливалось по округе, как недавний туман, и заставляло почувствовать себя неловко. С удивлением я понял, что смущаюсь. Не помешало бы, для разнообразия, начать беседу, но я почему-то не находил слов там, где они обычно у меня лежали. Я был смущен до кончиков волос; мне отчаянно хотелось отвести взгляд, спрятать его в землю, но я не мог этого сделать, и от этого еще больше смущался.
Девушка, кажется, догадалась о моих переживаниях, ибо ее улыбка обозначилась чуть сильнее, а в глазах промелькнули озорные искорки. Она встряхнула волосами, полностью обнажив свое тело, и меня с головой накрыла новая волна восхищения в буквальном смысле сбивая с ног — я плюхнулся на пятую точку. Как ни странно, но это, пожалуй, помогло мне расслабиться. Забавным показалось то, что обнажена была она, а стыдно было мне… Слабый пол… сильнее сильного, в силу слабости сильного пола к слабому. Ирония, как всегда, помогла мне нащупать края своей тарелки, и с воодушевлением и пинками подсобила туда взобраться. Усевшись там поудобнее, я начал находить потерянные, как казалось — безвозвратно, слова, но этой ночью им так и не суждено было сорваться с языка. Хотя может оно и к лучшему… Все пространство вокруг подернулось серо-черной дымкой, и я отчетливо осознал, что просыпаюсь.
Глава 5. Выживание — осколочная память (день 2)
Проснулся я от холода. Как бы тепло ни было днем, но за ночь температура воздуха упала. Сон сохранился в памяти целиком, со всем сонмом ощущений и переживаний. Вспоминая образ лесной красавицы, я ощущал уколы сердечной боли. Кажется, я влюбился в сновидение, как бы странно это не звучало.
Выбравшись из пещеры, я размялся, попрыгал и сделал несколько изометрических упражнений. Затем посетил водопад, где умылся и утолил жажду. Умываясь, я обнаружил щетину, причем по ощущениям она соответствовала трехдневной. Вот что свежий воздух делает, да экология, ядрён-батон… Такими темпами уже через пару месяцев я буду щеголять роскошной бородой заядлого выживальщика. И прической. И по-хорошему, не мешало бы сбрить и то и другое налысо, чтоб не подхватить каких-нибудь вшей. Однако из бритвенных принадлежностей у меня под рукой сейчас была разве что бритва Оккамы.