Там, вдали, за рекой (с илл.)
Шрифт:
— Если её вынести на солнце?
— Ну да…
— А я думал, ты будешь всё время ходить в атаки…
— Я и буду ходить в атаки.
— Ты загоришь в атаках? А где ты достал зажигалку?..
— То-ва-ри-щи! — Это кричал папа. — Товарищи, прошу слова!
— Слово для доклада имеет великий молчальник! — сказал Ломидзе.
Все посмотрели на папу.
Речь моего папы
Мой папа встал. Сначала он подмигнул дяде, а потом стал говорить. Я никогда не слышал, чтобы папа так долго говорил. Это была целая речь.
— Да, я великий молчальник! — сказал папа. — Я умею молчать… Но сейчас я скажу!
— Какие фокусы? — спросил я.
— Это неважно! — Папа махнул рукой. — Подробности не имеют значения! Он стал рассказывать про свою бабушку…
— Про мою мать? — спросила бабушка.
— Про свою бабушку-графиню! — крикнул папа.
— Про какую графиню? — удивилась бабушка. — У нас не было никаких графинь!
Все засмеялись.
— Прошу не перебивать! — Ломидзе постучал по графину вилкой.
— Он стал рассказывать про бабушку-графиню! И про дедушку-графа! Как они умирают у красных! Все чуть не заплакали… И Маша чуть не заплакала! Так это было трогательно… Ты помнишь?
— Помню, помню, как же! — кивнула мама. — Я всё помню…
— И нас отпустили! Петя просто всех покорил! Он врагов покорил… Но это подробности, дело не в них… Дело в том, что он великий рассказчик… Я это понял в ту ночь… Если б не эти фокусы, я бы сейчас тут не стоял! И никого бы из вас тут сейчас не было!
Папа на секунду умолк и опять подмигнул дяде.
— А как он рассказывает о Полярном человеке? А? А об этой штуке? А про этвас? Да что там говорить! Подробности не имеют значения! Хотя всё дело именно в них! Именно в них! Я никогда не умел так рассказывать…
— Но ты рассказал прекрасно! — Мама подняла руку. — Давайте споём!
— Давайте споём! — крикнул папа. — И выпьем! За великого рассказчика! И за курорт!
No pasaran!
Итак, мы остались одни… Дядя уехал! Мы проводили его до платформы в Мамонтовке. До Москвы он поехал вместе с друзьями, а уж дальше — в Испанию — он поехал один. Как он там дальше поехал, я не знаю — об этом он ничего не сказал.
Провожали мы его хорошо. Поздно ночью шли мы лесом на станцию к последнему поезду. По дороге мы пели старые революционные песни: «Смело, товарищи, в ногу!», и «Беснуйтесь, тираны!», и «Наш паровоз, вперёд лети!», и «Колодники»… И ещё другие песни.
А ещё мы стреляли. Все стреляли. Даже мама. И я тоже стрелял. Только бабушка не стреляла, потому что она старенькая и не умеет стрелять. И потому, что она не ходила на станцию.
А стреляли мы вот как.
Когда мы шли через лес на станцию, светила луна, было очень светло и тихо. Мы шли по безлюдной
— Надо этого змея сшибить!
И дядя сказал:
— Сшиби!
Я прицелился и выстрелил. Но в змея я не попал. Чего уж там врать — не попал, да и всё! Мне просто не повезло.
А Ломидзе сказал:
— Сейчас я его тебе сшибу! — и достал из кармана револьвер.
Мама сказала:
— Бросьте! Как вам не стыдно! Действительно, дети!
А Ломидзе сказал:
— Тряхнём стариной! Становись!
И папа тоже сказал:
— Тряхнём! Подробности не имеют значения!
И тут все достали оружие и стали палить в этого змея. Такая пальба поднялась! Как на войне! Вот было здорово! Змей так и дёргался от каждого выстрела на верёвке — на своём хвосте, — но не падал.
— Ну-ка, Мария, теперь ты! — сказал дядя.
И мама сказала:
— Ну, так и быть! Чтобы вы успокоились!
Дядя дал маме свой браунинг, мама прицелилась и выстрелила — и змей слетел! Потому что мама попала прямо в хвост — в тоненький верёвочный хвостик — и срезала его пулей.
— Вот как надо стрелять! — сказала мама.
Дядя обнял маму и сказал:
— Раскрасавица ты моя! Ворошиловский стрелок!
А Ломидзе поцеловал маме руку.
Я радовался больше всех. Я никогда не думал, что мама так хорошо стреляет! Вот это мама! Молодец моя мама!
Я поднял этого змея, всего изрешеченного пулями, и взял его с собой на память.
Вот как я провожал дядю. Эти проводы я запомнил на всю жизнь. Я вообще хорошо запомнил всё это лето. Потому что оно было особенное.
Жили мы в это лето спокойно. Когда дяди долго не было, у нас всегда было спокойно. Никаких приключений не было. Всё шло своим чередом. Но это только так, внешне. А внутренне мы все чувствовали себя очень неспокойно. Даже Чанг. Чанг стал нервным, он плохо слушался, а иногда принимался выть по ночам, как настоящий волк. Он переживал разлуку с дядей. Мы все переживали эту разлуку.
Каждое утро я бегал на станцию за газетами. Никогда я не читал столько газет! Читал я их, в основном, с бабушкой. Бабушка всегда любила читать газеты, а с тех пор как дядя уехал в Испанию, бабушка читала их день и ночь. Мы всё искали с бабушкой что-нибудь про дядю. Но про дядю ничего не писали. А про других писали — про бойцов Интернациональных бригад. Про таких же революционеров, как мой дядя и его друзья. Это были настоящие герои. До сих пор я помню их имена — Листер, Лукач, Миаха. Бойцы Интербригад приехали в Испанию со всего мира — помогать испанскому народу. Многие из них пробирались в Испанию на свой страх и риск, в одиночку. Они добирались тайком до Франции — кто в пароходном трюме, кто в товарном вагоне, кто как, — а из Франции уже переходили в Испанию через границу. Но всё-таки их было мало. И оружия им не хватало. А фашистов было больше. И оружия у них было больше. Фашистам помогали Гитлер и Муссолини — они посылали в Испанию войска, танки, самолёты. Всё больше самолётов, всё больше танков, всё больше войск. Они делали это сначала тайком, а потом и открыто. Они совсем обнаглели! Они заливали кровью испанские города, убивали мирных жителей и детей. Они рвались к столице Испании — Мадриду. Обстановка в Испании была очень тревожной. «NO PASARAN!» — говорили в Испании. Это такой лозунг. Это значит: «Они не пройдут!» Не только в Испании так говорили — так весь мир говорил. Все честные люди.