Там, за поворотом [СИ]

Калашников Сергей Александрович

Нет, ну каков наглец! Всё очарование момента распугал!

– Вымойся сперва, а то всю жизнь проживёшь Вонючим Хорьком.

Уфф! Отстал.

***

Файка уже в тягости, правда, по внешности этого пока не видно. Но до дела честного интерес заметно потеряла. Мы с Тычинкой её первую намыли и отправили чайку заварить, чтобы не вертелась рядом и не подсказывала чего и куда. Вот теперь сидим в тенёчке, кипяточек сёрбаем. Рябчик, куда от него деться, тоже от нас не отстаёт. Помылся, уселся рядом и дождался, чтобы и ему налили. Смотрит верным собачьим взглядом, ждёт имени.

А у меня к нему душа не лежит: хоть к прозвищу, хоть к его будущему носителю.

Последние, думаю, тёплые денёчки - лето на осень поворачивает. Чуть побледнело небо, отяжелела на деревьях листва, не так ярки цветы - у них нынче спокойный деловитый вид.

Вдруг гостюшка наш вскинулся и прямо как был, с одним полотенцем вкруг чресел, чкурнул куда-то и с глаз пропал. Хм. Зато Карасик появился с братьями, сделал нам ручкой - и в мыльню. Жёны мои Карасика любят. Фая сразу в чайник воды долила, и в топке подшуровала, а Тычинка полезла в корзинку за орешками.

Едва парни скрылись в проёме моечного помещения, Рябчик откуда-то выскочил, собрал свои одёжки и был таков.

Забавно. Можно, конечно, порасспрашивать, а можно и порассуждать. Нет, лень думать.

– Фай, а чего это Рябчик от Карасика бегает?

– А чтобы по морде не получить. Бьют его братья каждый раз, как увидят. Не смертным боем, до юшки только, но всегда.

– Надо же! Страсти какие! Отчего же так? Ведь добрейшие ребята эти Стрижи!

– Это после того, как ты ему по заднице мешалкой надавал. Ну, Карасику. Помнишь?

Помню, конечно, хотя уже два с лишним года прошло с той истории. И помню, что Рябчик тогда злорадно зыркал в мою сторону. Не иначе, кому-то мстил. Мне? Незачем это ему. Не видел он от меня худа ни до, ни после. Соперничество из-за девушки? Так они тогда оба еще могли быть не готовы к этому чисто физиологически - оба мои ровесники, а я в те поры… хотя, это ведь индивидуально для каждого получается - по срокам созревания.

За что можно было таить злобу на товарища детских игр? Да ещё такую, чтобы послать того на верную смерть - сразиться со мной?

Карасик, конечно, вспыльчив. Но взрослеет потихоньку, привыкает сдерживать порывы мятежного духа своего. Однако, в прошлом могло случиться между мальчиками всё, что угодно. Честно говоря, раскапывать дела прошлые мне откровенно не улыбается. Подумаю-ка я о грядущем. У меня тут объявился злопамятный человечек, осторожный и предусмотрительный. Кажется, хитрый и, похоже, коварный. Люди с доверчивой душой от таких завсегда страдают. Парни с добрым сердцем и верой в людей - это прекрасно - с такими любую кашу можно и заварить, и расхлебать. А вот страдальцы здесь мне не надобны. Отсюда вывод - больной зуб необходимо удалить. Пакостников сразу гнобить следует, иначе продыху не будет от злобы людской.

***

Мы как раз вывели нижний этаж пятой башни, когда Рябчик снова объявился:

– Так, эта, Вождь и Шаман Степенный Барсук! Придумал ты мне взрослое имя?

Знал я, что он обязательно припрётся - есть же такие приставучие люди!

– Пойдём, потолкуем, - отвечаю. Как раз отмыл руки от известкового раствора и накинул поверх рубахи жилетку.

Вышли мы к мосткам на реке, тут нынче безлюдно. Сели, свесив ноги.

– Так вот, Рябчик! Не говорят о тебе духи ничего. Не знают они о тебе, не ведают.

– Так ты им расскажи, - напирает на меня собеседник.

– И что я им расскажу? Чем ты таким особенным знаменит, чтобы привлекать к тебе внимание существ весьма занятых?

Молчит, понял,

видать, что ни напором, ни улещением меня не взять. Стушевался парень.

– Так вот, есть для тебя большое нужное дело. Коли совладаешь с ним, тогда - другой разговор будет. А коли нет - так нет.

Молчим. Чую, кипит внутри у подростка, но привычка прятать чувства в нём сильна. Воздерживается от выражения чего-либо, только ёрзает и хмурится.

– Так что делать-то надо?
– прорвало наконец.

– Лодочники зерно с юга привезут. Сговорись к кому-то из них в помощники. Съезди до самого дальнего конца в чужедальные земли, перезимуй там и вернись, как снова придёт пора в наши земли идти. А потом придёшь ко мне и расскажешь обо всём, что по пути встретил, как люди живут в тех краях, кто вождь у них, кто ему помогает? Чем больше расскажешь, тем имя твоё будет сильнее.

– Нынче начало осени, а обратный путь будет мне только в средине весны. А как Сизая за другого парня пойдёт?
– торгуется вербуемый мною агент.

Пожимаю плечами. Не буду я цену набавлять.

Так и разошлись. Ничего мне юноша не ответил. Сколько он маялся сомнениями, не знаю. А только, когда через месяц с четвертью шли мимо Тупого Бычка лодки на юг за зерном, в одной из них этот самый Рябчик уверенно орудовал веслом.

***

Вторая половина лета и начало осени в наших лесных краях самое благостное время. Вода в реках спокойна, гнуса значительно меньше, ягоды, орехи поспевают. Солнце ещё ласково, но уже не ярится. Рыбка ловится, зверь бьётся - приволье охотнику. На этот период и выпадает максимальный наплыв туристов к нам в Тупой Бычок. Наши северяне группами и поодиночке, а то и семьями, наведываются посмотреть на град диковинный. Кое-кто желает принять участие в его возведении. Опять же ко мне, шаману, у людей разные дела… ну, бородавки там, или совет по жизни нужен. Скажем, куда дитятю в обучение отдать: в керамики к Грозному Рыку? В охотоведы к Мягкому Шагу? В лесоводы-огородники к Тихой Заводи? Или к Одноногому Лягушонку стёкла варить?

Шучу, конечно. Но не без причины - складываются потихоньку научные школы. Это когда сначала мастер нескольких учеников наставляет, а потом эти самые ученики и того мастера и товарищей своих обставляют и подвергают нелицеприятной критике за пристрастие к традиционным технологиям, когда они тут уже вон чего наизобретали. Ну а я по своей, по духовной части стараюсь всячески способствовать культурному обмену. Наставляю, так сказать, назидательно. Мастеров восхваляю и за новые придумки, и за выучеников толковых. Тот же Тугой Пучок врачебному делу жизнь посвятил и перестал по ночам терзать свой бубен, призывая духов. Он в это время рецепты записывает и симптомы описывает. Да не в одиночку - вожди бродящих вокруг племён прислали учеников, чтобы научились раны перевязывать, да хвори изгонять.

Городок наш притягивает народ, словно мёдом намазанный, так что каменщицкие фартуки и рукавицы у нас для дорогих гостей завсегда наготове. Пока женщины и дети занимаются собирательством, мужчины кладут стены. Ну и разговоры разные разговаривают. Вожди любят вечерком погонять чаёк под навесом. Тут тихо шуршат во множестве развешанные над головой веники, а вязанки дров, сложенные на полу, на каждое движение сидящего на них мужчины, отзываются хрустом, как и пристало добропорядочному хворосту. Кроме наших, загорских северных глав племён, к нам присоединился и Рокочущий Гром из местных. Речь сегодня не о жилье и не о еде. О душевном глаголем. О том, каким словом что называть.