Тамбовский волк
Шрифт:
— Эти? Ни в жисть! — замотал головой Подберёзкин. — Это они наших мужиков жизни лишают не задумываясь, а сами за свою шкуру трясутся.
Вскоре Антипов убедился, что Устин был прав. Вот на улицу вышел, робко переставляя ноги, один из чоновцев, подняв пустую левую руку и правую, всё ещё сжимавшую винтовку.
— Оружие бросай и ступай вон к той стене! — приказал один из антоновцев, стоявший ближе всех к казарме.
Красноармеец бросил винтовку к ногам антоновца и отступил в указанном направлении. Подберезин с Антиповым, держа наготове обрезы,
— Начальник у вас кто? — спросил Подберёзкин.
— Он там, внутри, — кивнул назад один из красноармейцев.
— Начальника сюда давай, командира! — приказал Подберёзкин.
Внутри казармы возникло некоторая пауза, затем появился невзрачный человек в кожаной куртке. Это был Фома Рябой.
— Ба-а-а! Кого я вижу! — едва не задохнулся от восторга Подберёзкин, переглянувшись с Антиповым.
Рябой выглядел жалким и разбитым. Лицо его было изрезано мелкими осколками стекла, вероятно, летевшими в него от разбитого окна. Кожаная фуражка осталась где-то в казарме, всклокоченные от пота волосы переплелись и торчали в разные стороны.
— Ну, вот и снова встрелись, Фомка. Здорово! — продолжал радоваться, как дитя, Подберёзкин.
Рябой в ответ только хмыкнул. Глянув на кучу лежавшего оружия, он бросил туда же свой наган и лишь после этого поднял глаза. Но посмотрел не на Подберёзкина, а на Антипова.
— Куда идти-то?
— А пока никуда не идти, — ответствовал Антипов. — Становись рядом со своими живодёрами. А там, как командир решит.
Антипов глянул на Подберёзкина, но тот лишь повёл плечами.
— Как решу! У меня приказ начальника оперативного штаба взять в плен весь батальон и доставить всех в Каменку.
— Ну, значит, так тому и быть, — кивнул Антипов. — Мужики, стройте антихристов в колонну и шагом марш!
Дважды отдавать команду не пришлось. Чоновцы сами послушно построились и неспешно двинулись вперёд, окружённые со всех сторон антоновцами. Оружие красноармейцев собрали и аккуратно положили на две телеги, приставив к каждой также усиленную охрану.
До леса шли молча. Когда оказались на опушке, Иван Антипов решился наконец задать Подберёзкину вопрос, мучивший его всё это время.
— Неужто так и доставишь в Каменку Фомку? Цельным и невредимым? А, Устин?
— Може и доставлю, а може и нет. Ещё не решил, — хитро, но неопределённо ответил Подберёзкин.
— Никитка! — через какое-то время, когда отряд уже углубился в лес, Подберёзкин позвал сына.
Тот тотчас же приблизился к отцу. Устин что-то долго шептал ему на ухо. Несколько раз Никита чуть отодвигался от отца, чтобы глянуть в его лицо, затем снова подставлял ухо. Наконец Никита кивнул, отъехал чуть в сторону, спешился и передал коня одному из бойцов. А сам догнал колонну пленных, нашёл в ней Фому Рябого и довольно грубо выдернул его оттуда. Колонна остановилась, но Никита тут же скомандовал:
— Шагай, шагай вперёд!
Подталкиваемые стволами
Устин остановился напротив Рябого, но даже с коня слезать не стал.
— Ну-ка, разверни его лицом ко мне, Никитка, — приказал Подберёзкин.
Никита послушно развернул Рябого. Несколько минут длилось молчание. Подберёзкин оглядывал с ног до головы Рябого, тот пытался поймать взгляд Устина.
— Ну что, Фомка, говорил я тебе, что ещё встренемся на узкой лесной тропинке.
— Нынче твоя взяла, Устин. Но надолго ли?
Было видно, что Фома уже полностью овладел собой и не выглядел таким подавленным, как во время пленения. И всё же слышались в его голосе нотки безысходности.
— Убить хочешь? — спросил Рябой.
— Я?! Убить!? — изобразил на лице искренность и удивление Устин. — Господь с тобой! Уж не спутал ли ты меня со своими живодёрами? Нет! Сегодня был хороший бой, у меня отличное настроение. Отпущу-ка я его, а, Иван? — посмотрел Подберёзкин на своего друга-земляка.
— А и то верно! — быстро раскусил Устина и поддержал его игру Антипов. — Отпустим его. Пущай расскажет в своей Чеке, какие, мол, антоновцы, благородные.
Антипов засмеялся. Подберёзкин захохотал.
— Развяжи-ка его, сынок, — справившись с порывом хохота, приказал Подберёзкин.
Никита послушно разрезал ножом кожаные ремни, которыми связали за спиной руки Рябому.
— Иди! — сказал Подберёзкин.
— Нет уж! Стреляй, сволочь, в лицо! Хочу видеть твои глаза, когда будешь вершить самосуд.
— Какой самосуд? — опять удивился Подберёзкин. — Я же тебе говорю, я тебя отпускаю. Фома неверующий, а, Иван? — Устин опять переглянулся с Антиповым. — Никитка, разверни его и дай ему пинком под зад.
Никита выполнил просьбу отца с огромным удовольствием и вложил в удар ногой столько силы, что Фома отлетел на несколько метров и, если бы не попавшийся по дороге куст, наверняка бы уткнулся носом в землю. Подберёзкин с Антиповым загоготали. Никита был явно доволен собой и тоже смеялся. Тем временем, Рябой поднялся, глянул назад и, увидев расслабившихся от смеха врагов, вдруг подумал, что у него, и верно, есть шанс спастись. Перепрыгнув через куст, он быстро набрал ход и помчался к спасительным деревьям.
— Батя, уйдёт ведь, стреляйте! — Никита снял с плеча обрез и стал целиться в бегущего.
— Не уйдёт, — спокойно произнёс Антипов. — От твоего батьки, Никита, ещё ни один зверь не уходил.
Подберёзкин кивнул, снял с плеча обрез, прицелился и выстрелил. Пуля попала в спину с левой стороны и прошила сердце Рябого. Тот, в горячке, пробежал ещё несколько метров и, достигнув первого дерева, упал замертво.
— Сбежать хотел, живодёр проклятый! — смачно сплюнул на землю Подберёзкин, вновь забросил обрез за плечо и пришпорил коня.