Тамбовский волк
Шрифт:
Однако, не всё складывалось гладко и быстро. Вначале тамбовская чека вышла на лесника Александра Похрушева, по прозвищу Сашка Леший. Выяснилось, что как раз он был связным между Матюхиным и внешним миром. После серьёзной проработки, ему не оставалось выбора: либо сотрудничать с чека, либо... Разумеется, он выбрал первое. С его помощью в Тамбов нелегально переправили для лечения раненого в руку начальника матюхинской милиции Ивана Карпова. Рана была настолько серьёзной, что начиналась гангрена. Лишь немедленное хирургическое вмешательство могло спасти ему руку. Но даже под угрозой потери руки Карпова, ярого
— Выбирай, — предложили они ему в итоге, — или немедленный суд и расстрел, или помощь чека в уничтожении Матюхина и всей его банды. И тогда советская власть будет снисходительна к тебе. Во всяком случае, жизнь гарантируется.
— Мне нужно подумать, — прорычал загнанный в угол Карпов.
— Хорошо, мы думаем, одного дня тебе будет достаточно.
Идеи идеями, но жизнь всё же дороже, решил Карпов и согласился на сотрудничество с чекистами.
Вскоре выписанный из больницы начальник матюхинской милиции вернулся в лес, к своему начальнику. Да не один — с двумя "представителями" давно уже не существовавшего эсеровского центра из Москвы. Риск был огромный: ведь Карпову, вернувшемуся в родные края, ничего не стоило выдать чекистов Матюхину. А тот, после случая с Эктовым уже не доверял практически никому. Но в Карпове пока ещё не сомневался. И Белугин с Тузинкевичем оказались неплохими психологами: Карпов их не выдал. Да и Матюхин узнал Андреева, в его глазах ничем себя не скомпрометировавшего.
"Представители" центра предложили Матюхину выйти из тамбовских лесов в воронежские степи, где объединения с его отрядом уже дожидаются другие повстанцы. Подозрительно глянув на нежданных гостей, Матюхин наотрез отказался. Для него, как и для Антонова, тамбовский лес — и мать родная, и сестра, и жена.
Тогда чекисты поняли, что Матюхину нельзя больше предлагать такие варианты, если они не хотят себя окончательно дискредитировать в его глазах. Пришлось идти другим путём. Через того же Сашку Лешего им удалось вызвать из Тамбова небольшой отряд красноармейцев, который расположился неподалёку от места стоянки Матюхина. Красноармейцам был сообщён план операции. Сигналом к бою являлся выстрел Василия Белугина в Матюхина.
И выстрел не заставил себя долго ждать.
Мирно беседуя о чём-то далёком от боевых раскладов, Белугин вдруг резко выхватил маузер и со словами: "Именем революции!" — выстрелил в Матюхина.
Услышав выстрел, вскоре подоспели и красноармейцы. Огромный труп Матюхина был единственным прикрытием чекиста от пуль партизан.
Бой был коротким, но жарким. В ходе его погибли практически все руководители партизанского отряда. Был убит и Чеслав Тузинкевич. Обыскав после боя карманы Матюхина, Белугин в одном из них обнаружил тот самый серебристый пистолет, который Матюхин конфисковал у лётчика, казнённого антоновцами вместе с Тищенко.
5 октября 1921 года Полномочная комиссия ВЦИК во главе с Антоновым-Овсеенко окончательно отменила амнистию для добровольно сдавшихся антоновцев. С этого дня всех, кого отлавливали в тамбовских лесах и болотах без суда и следствия расстреливали. Антоновская эпопея на Тамбовщине (а если шире, то и во всей России) завершилась. Общее количество жертв с обеих сторон
Очередная большая трагедия великой страны становилась достоянием отечественной истории.
Тамбовщина вновь обрела статус губернии, вывозящей зерно. Однако это, в пределах всей России, мало что меняло.
119
Пока Москва тратила деньги и силы на то, чтобы в Европе победила "мировая революция" и эшелоны с хлебом и металлом один за другим шли в Германию (на Германию, как и на Турцию, в тот год обрушился голод), в самой России обстановка была хуже некуда. В 1921-1923 годах Украину, Северный Кавказ, Поволжье охватила страшная засуха и наступил жестокий голод, который не могла преодолеть даже новая экономическая политика, поскольку у народа не было денег, чтобы купить себе продукты.
Уже в 1920 г. в России выпало очень мало дождей. Зима же двадцатого-двадцать первого года даже в северных губерниях выдалась малоснежная. С первых дней марта начались сильные пригревы. Где на восемь дней, а где и на целый месяц раньше положенного прилетели первые грачи, вылезли зеленовато-чёрные весенние мухи, вскрылись реки, зацвёл подснежник, к двадцатым числам марта возле Москвы полностью сошёл снег и установилась тёплая ясная погода. Если до этого россиян на прочность испытывала гражданская война, то теперь — сама природа.
В апреле средняя температура вместо четырёх градусов была выше семнадцати, а в мае — вместо четырнадцати около двадцати пяти. Из-за жары и бездождия крестьяне не смогли закончить весенний сев и почти не посадили картофеля. К концу мая хлеба стали желтеть и быстро колоситься, а выколосившись, колос сох, словно чахоточный. Жара и отсутствие дождя превратили траву в сухие былинки, уныло торчащие из выжженной и растрескавшейся земли. Листья деревьев свернулись и побурели.
В июне жара усилилась: средняя температура месяца была такой, как в Египте. Дождями даже не пахло. Начались пожары. Горели и выгорали целые сёла. Такая же жара и засуха продолжалась и в июле.
26 июня 1921 г. газета "Правда" сообщала о том, что по всей России голодает 25 миллионов человек. Люди пухли от голода, у всех клочьями лезли волосы, даже говорить они уже не могли, а лишь натужно ныли.
Вот как, к примеру, 8 октября 1921 года писала об этом симбирская большевистская газета "Заря":
"Голодные дети ходят как скелеты, косо, головой вперёд, оставляя туловище и ноги позади, ходят, наклонившись к земле кривым углом. Пухнут, понимаете, пухнут, а потом умирают. Ужас!"
В своём коллективном письме в Москву поволжские крестьяне писали:
"В тысяча девятьсот двадцать первом году на наших полях выросло только одно растение — голод".
Когда надежды на урожай окончательно рухнули, люди стали собирать всё, что было возможно есть. В пищу шли неочищенные колосья, солома, лебеда, колючка, жёлуди, корни, опилки, глина, известь, выветрившиеся кости. Всё это перемалывалось или толклось в ступе и вместе с водой и добавленной "для связи" щепоткой ржаной муки вымешивалось в тесто, из которого пекли то чёрные, как земля, то зелёные, как трава, горькие лепёшки. У людей, которые ели эти лепёшки, животы раздувались и становились багровыми.