Танатонавты
Шрифт:
Я задумался.
— Сказал бы «ладно», — ответил я наконец. — Ладно, потому что его пациенты были мертвы. Но твои подопытные кролики, Рауль… Ведь твои танатонавты — самые настоящие кролики!.. Они ведь живые! А ты делаешь все, чтобы умертвить их! Или я ошибаюсь? Да или нет?
В длинных нервных пальцах Рауля щелкала зажигалка, но огонь не появлялся. Или у него слишком дрожали пальцы, или кремень совсем истерся.
— Нет, не ошибаешься, — сказал он наконец. — Из пяти танатонавтов двое уже умерли. По глупости, просто оттого, что я не врач и не знаю, как их реанимировать. Я умею погрузить сурков в анабиоз и потом вернуть к жизни,
Я протянул ему спички.
— Да уж, анестезия — это моя специальность. Но вот отправлять людей в кому — это совсем другое дело.
Рауль встал и прошелся по комнате.
— Ну, подумай тогда. Придумай что-нибудь! Ты мне нужен, Мишель. Однажды ты мне сказал, что я всегда могу на тебя рассчитывать. Вот и настал такой день. Ты мне нужен, Мишель, и я прошу тебя о помощи.
Конечно же, я хотел ему помочь. Как в старое доброе время. Вместе против дураков. Но на этот раз никаких дураков не было. Он решил бросить вызов чему-то холодному и неизвестному, что называют смертью. При одном только упоминании о ней люди осеняют себя крестом. А он отправляет ad patres [10] несчастных, которые поверили ему. Делает это из чистого любопытства, потому что ему не дает покоя то, что случилось с его отцом. Или чтобы потешить самолюбие исследователя нового мира. Рауль, мой друг Рауль хладнокровно убивал людей, которые не сделали ему ничего плохого! Убивал во имя науки. Все во мне кричало: «Безумец!»
10
К праотцам (лат.).
Он же смотрел на меня ласково, как старший брат.
— Знаешь китайскую пословицу? «Тот, кто задает вопросы, рискует прослыть глупцом на пять минут. Тот, кто не задает вопросов, останется глупцом на всю жизнь».
Я решил сражаться его же оружием.
— Есть еще более известная фраза, иудейская. «Не убий». Это одна из десяти заповедей. Ты найдешь ее в Библии.
Рауль прекратил расхаживать из угла в угол и крепко схватил меня за руки. Его ладони были горячими и влажными. Он впился в меня взглядом:
— Они забыли добавить еще одну: «Не умирай в невежестве». Согласен, возможно, пять, десять, пятьдесят человек умрут. Но ради чего! Если у нас все получится, мы узнаем, что такое смерть и люди перестанут ее бояться. Те парни в спортивных костюмах, которых ты видел в лаборатории, — заключенные. Это тебе известно. Но знаешь ли ты, что они еще и добровольцы? Я их специально отбирал. Всех их объединяет одно: пожизненное заключение, и каждый из них писал президенту прошение о замене этого приговора на смертную казнь. Они предпочли умереть, чем гнить в тюрьме. Я опросил больше пятидесяти таких человек. Оставил только тех, кто, как мне показалось, искренне хотел расстаться с жизнью, которая им уже осточертела. Я рассказал им о проекте «Парадиз», и они тут же загорелись.
— Потому что ты их обманул, — сказал я, пожимая плечами. — Они же не ученые. Они и понятия не имеют, что у них 99,999 % шансов лишиться шкуры в твоих экспериментах. И они все равно боятся смерти, даже если говорят, что нет. Все боятся смерти!
Рауль еще раз меня встряхнул,
— Я их не обманывал. Никогда. Они знают о риске. Знают, что многие умрут, прежде чем кому-то из них удастся вернуться из комы. Это будет первопроходец. Он сделает первый шаг в завоевании мира мертвых. Это как лотерея — много неудачников на одного выигравшего.
Рауль сел, схватил бутылку виски и налил полный стакан. Снова закурил.
— Мишель, даже мы с тобой когда-нибудь умрем. И вот перед смертью мы себя спросим, что же мы сделали в жизни. Что-нибудь исключительное, оригинальное! Давай проложим новый путь. Если нам не удастся, другие продолжат. Танатонавтика только зарождается.
Его упрямство привело меня в уныние.
— Ты одержим невозможным, — вздохнул я.
— «Невозможно» — именно это говорили Христофору Колумбу, когда он утверждал, что яйцо может стоять.
Я горько улыбнулся:
— Ну, это просто. Достаточно стукнуть яйцом об стол.
— Да, но он первый это сделал. Я предлагаю тебе задачку. Она тебе покажется такой же невозможной, как и загадка о Колумбовом яйце.
Он вытащил из кармана пиджака записную книжку и карандаш.
— Можешь начертить круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги?
Чтобы я лучше понял, Рауль сам нарисовал круг с точкой посередине.
— Вот так, но не отрывая карандаша, — велел он.
— Это невозможно, и ты сам это знаешь!
— Не сложнее, чем поставить яйцо. Или чем завоевать Континент Мертвых.
Разглядывая круг с точкой, я задумчиво спросил:
— Ты правда знаешь решение?
— Да, я тебе сейчас покажу.
Этот самый момент и выбрал мой дорогой братец Конрад, чтобы ввалиться ко мне в квартиру без предупреждения. Дверь была незаперта, а он, понятное дело, не потрудился даже постучать.
— Привет честной компании! — жизнерадостно объявил он.
Я не испытывал ни малейшего желания продолжать разговор в присутствии моего брата-кретина.
— Сожалею, Рауль, но твое предложение меня не интересует. А твою задачку без обмана решить нельзя.
— Маловерный! — воскликнул Рауль.
Бросив визитную карточку на столик, он добавил:
— Если передумаешь, позвони.
С этими словами он удрал, даже не попрощавшись.
— Я, кажется, знаю этого типа, — заметил мой брат.
— Здорово, Конрад, — начал я так, словно был жутко рад его видеть. — Как твои делишки?
Но фонтан моего красноречия тут же иссяк, и я начал отчаянно скучать. Пришлось во всех подробностях вникать в «делишки Конрада». Он занимался импортом и экспортом «всего, что можно запихнуть в контейнер». Разбогател. Женился. Двое детей. Купил отличную корейскую спортивную машину, просто супер. Играл в теннис. Посещал знаменитые салоны, а в любовницах у него была компаньонка по бизнесу.
Конрад с удовольствием разглагольствовал о последних событиях своего счастливого бытия. Он чуть ли не даром приобрел несколько полотен известного художника, купил коттедж на морском побережье в Бретани, и «добро пожаловать, когда мне захочется помочь ему с ремонтом». Его дети отлично учились.
На моем лице застыла улыбка, но еще пара таких замечательных новостей, и я не смогу больше сдерживаться и от души врежу ему кулаком по физиономии. Ничто так не раздражает, как везение других. Особенно на фоне собственных неудач.