Танцовщица с Ганимеда
Шрифт:
— Скорей! — крикнула Моррит, но внутри О'Хара будто что-то щелкнуло и кто-то сказал:
«Я предпочел бы, чтобы ты умер с нами.»
О'Хара оглянулся. Кейлин стоял у горящего звездолета и целился в него из пистолета.
Выстрела никто не услышал. О'Хара
«Я не хочу тебя убивать, — ответил мысленно Кейлин. — Погибнем вместе.»
Все вокруг теперь было в огне, последний путь к аборигенам был отрезан. Здесь нельзя было укрыться, отсюда нельзя было убежать. Моррит села рядом с О'Харой и прижалась к нему.
Кейлин поднял глаза к небу, к диску Юпитера и к далеким звездам на краю Вселенной. «Скорбь знакома не только людям», — решил О'Хара. Пронесся обжигающий ветер, джунгли вздохнули, пламя поднялось к вулкану.
— Моррит! — позвал Кейлин.
Моррит не отвечала, гладя О'Хара по плечу.
— Ты счастлива, Моррит? — спросил Кейлин. — Ты поступила по-человечески. Как женщина, которая разрушает империи ради любви… Это моя вина. Я должен был убить этого человека. Любого человека, стоящего на пути. — А теперь все кончено. Наша гибель пришла не от руки человека, а от лап обезьян. Они только и умеют, что поджигать.
— Да, — сказал О'Хара. — Обезьяны. Вы никогда не были обезьянами, и эта пропасть разделяет нас. — Он смотрел на приближающееся пламя, нога болела
— Возможно, — пробормотал Кейлин, — Ты горд этим? Слабые убирают сильных. И ты рад погибнуть, думая, что уничтожил нас. Но ты ошибаешься, землянин! Ты не уничтожил нас! — Кейлин закричал к звездам: — Когда-нибудь вы снова сделаете нас! Вы снова вернетесь к нам! Вы желаете быть богами… вы не сможете отказаться от нас! И мы унаследуем мир!
Завеса огня упала между ними и скрыла последних андроидов от глаз Моррит и О'Хара; лишь Красное Пятно Юпитера видело последние секунды жизни этих созданий.
О'Хара заплакал, открыл флягу и допил ее до дна.
— Они ушли, — сказала Моррит.
— Сейчас наша очередь, — ответил О'Хара.
— Это хорошо.
На ее лице появилось выражение беспредельного счастья, будто она только что вышла из страшного тюремного заточения.
— Ты любишь меня, Моррит?
— Да.
— Несмотря на то, что я сделал?
— Ты освободил меня, — ответила Моррит.
О'Хара обнял ее и прижал к себе. Он был счастлив как в детстве. Он впервые был счастлив здесь, под небом Ганимеда. Старик Галилей, как всегда, оказался прав — иначе, зачем ему было открывать Ганимед, если не для счастья?