Танцующая для дракона. Небо на двоих
Шрифт:
– Почему зависаем? – поинтересовался у Джамиры. – Я, кажется, объяснял, что у нас очень плотный график.
– И я вас прекрасно поняла. Но мы же хотим получить на выходе яркий фильм, а не наспех сляпанную историю, в которую не поверит даже младшеклассник.
– Младшеклассники у нас по рейтингу не проходят, – не остался в долгу Гайер. – Так что мне плевать, как вы это сделаете, но вы ускоритесь. Думаю, не надо напоминать, что ваш предшественник был снят исключительно из-за попустительского отношения к срокам? Несмотря на всю свою гениальность.
Умение Гайера
– Мы уложимся в отведенные сроки. – Непробиваемость Джамиры я бы сравнила с драконьей чешуей. – Думаю, мне не стоит напоминать, что мы с вами делаем одно дело и в равной степень заинтересованы в том, чтобы все получилось наилучшим образом? Второй смены режиссера Ильеррская может не пережить.
– Вы сейчас мне угрожаете? – подобрался Гайер.
– Напротив. Очень рассчитываю на поддержку коллеги.
– Замечательно. В таком случае вы не будете возражать, если я останусь и понаблюдаю за процессом.
Это был даже не вопрос, но Джамира ответила:
– Разумеется, нет.
Гайера слегка перекосило, но в его случае это было нормально. Он по жизни ходил либо с перекошенной физиономией, либо как проглотивший арматуру. Сейчас это было нечто среднее: он направился к стулу (тому самому, который напоминал мне про Гроу), пристроил на нем свой начальственный зад и приготовился внимать.
Джамира же повернулась ко мне:
– Танни, сейчас у Теарин такой период, когда она погасла. Если ты понимаешь, о чем я.
О да, я как никто понимаю, захотелось сказать мне. Вместо этого я кивнула.
– Мы с тобой обсуждали это перед сценой, но в тот момент, когда он произносит эти слова, она оживает. Ты помнишь, почему?
– Помню, – кивнула я. – Потому что вспоминает Даармархского.
– Теперь скажи, что мешает ожить тебе?
Оживать – это больно.
– Ничего, – я покачала головой. – Ничего не мешает.
Джамира сдула упавшую на лоб челку и улыбнулась.
– Хорошо, если так. Потому что он уже неоднократно намекал мне на то, какая великая честь оказана женщине, ставшей режиссером потенциально перспективного блокбастера.
– Что, прямо так и сказал? – поинтересовалась я.
– Нет, разумеется, он же не хочет оказаться в суде. Но смысл был в точности такой.
Я фыркнула.
– Слушай, я правда сделаю все от меня зависящее, чтобы ему тут стало скучно, и он ушел.
– Чтобы скучно – не надо, – сказала Джамира. – Сделай так, чтобы у него челюсть отвисла.
– Думаешь, это реально? Для него творчество это уже давно просто бизнес.
– Вот-вот. И если челюсть отвиснет даже у него, значит, с задачей мы справились.
Я кивнула.
– И еще. Танни, постарайся в ближайшее время упасть в Ильеррскую. Тебе это пригодится.
Упасть – это я могу. Главное не рухнуть.
– Хорошо, – я кивнула.
– Тогда начинаем.
И мы начали.
По традиции Ильерры венчание происходило на стене замка, откуда открывался вид на просторы государства.
Я знала, что с ним мне будет легко и спокойно.
Знала, что проведу с ним всю жизнь и не разу не пожалею о том, что стала его женой. Знала, что буду его любить, и что в этой любви не будет ни капли той, что выжигала мои вены день за днем, заставляя кусать губы от боли или сгорать в сумасшедшей страсти.
Да, эта жизнь определенно будет спокойной, как течение равнинной реки, не взрезанной хребтами гор.
Согласно традициям, на бракосочетании в Ильерре не было третьих лиц. Все собравшиеся ждали внизу, в толпе. Сейчас среди них собрались все, кто был мне дорог. Все, кроме одного, но его здесь быть не могло – и я старалась не думать об этом, глядя в глаза стоявшего передо мной мужчины. Глаза сиреневого цвета под густыми темно-каштановыми бровями, резкий волевой подбородок, нос с отчетливо выраженной горбинкой. Мой будущий муж оплетал мои руки лентой, и то же самое я делала с его сильными, широкими ладонями.
По традиции эти ленты вскидывали ввысь после клятв, и они сгорали, подхваченные огнем мужа и жены. В нашем случае ему придется сделать все самому.
– Мои чувства к тебе – это танец над пропастью, – я сказала это, чувствуя, как раскрывается в груди старая рана, сочащаяся огнем. Я сказала это, но не ему, пусть даже сейчас именно его пальцы поглаживали мою ладонь. – Рано или поздно я сорвусь, и тогда почувствую крылья, которых я лишилась по воле судьбы. Почувствую так ярко, как если бы они раскрылись у меня за спиной.
Дыхание оборвалось вместе с последним словом. Пути назад больше не было.
– Мои чувства к тебе – это хождение по хрупкому льду, который уже идет трещинами. – Он смотрел мне в глаза, и, возможно, все понимал. Он понимал это и знал всегда, но его чувства ко мне были чем-то иррациональным. Чем-то неправильным, хотя… чувства никогда не бывают правильными. – Когда я уйду под воду, я буду видеть только твое пламя. Сильнее и ярче которого не знал никогда.
– Стоп! Снято!
Голос Джамиры вернул в реальность, и я посмотрела на Гайера. В общем, челюсть у него не отвисла, но выглядел он крайне недовольно, что наблюдалось всякий раз, когда у меня что-то получалось.
Режиссер подняла большой палец вверх, а я подумала о том, что опять хочу есть – вот так, внезапно. И еще самую малость о том, что буду делать, когда мы по сценарию доберемся до той части, где Теарин опять нужно будет гореть.
– Меньше всего я представляла наше свидание таким, – заметила я, глядя прямо в глаза дракону.
В смысле, на две луны. Раньше я как-то об этом не задумывалась, но это действительно напоминало драконий взгляд. Учитывая, что большая луна чуть уходила в сторону и становилась немного поменьше, это был даже не косой дракон. А если мысленно дорисовать нос, уши и гребень, то вполне себе дракон.