Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
Медитативный вздох. На негнущихся ногах приближаюсь к ложу.
Запах. Белоснежные цветы горной ночи, обманчивая невзрачность, прячущая пугающие в своей бесконечности глубины.
Чернота ее кожи сливается с угольно-черными простынями, так что не сразу понимаешь, насколько хрупка затерянная в складках шелка фигура, насколько она исхудала, насколько далеко от жизни успела уйти обладательница некогда сильного и лучащегося здоровьем тела. С туауте всегда так: однажды утром, вроде бы ничем не отличающимся от других, ты вдруг чувствуешь – все. Отгорела. Отмучалась. Сил больше нет. После этого близким остается лишь бессильно смотреть, как остывают угли, медленно и мучительно.
На фоне этой полночной темноты особенно ярко полыхает золотое зарево: точно отрицая смерть и слабость, ее волосы непослушным живым каскадом разбегаются по простыням, окутывают тающее болью тело, мерцают собственным, непонятно откуда взявшимся светом. Яростно-золотые волосы, краса и гордость хрупкой, невзрачной Хранительницы, знаменитый на весь Эль-онн Золотой Плащ Эвруору.
Комок в горле становится рельефным и осязаемым, к глазам вдруг подступает что-то подозрительно напоминающее слезы. Сглатываю и то и другое, опускаюсь на колени, прижимаюсь щекой к обтянутой черным пергаментом руке. Когти, когда-то бывшие темными и блестящими, сейчас имеют нездоровый серый оттенок. До боли прикусываю губу. Не заплачу, не заплачу, не унижу ее последние мгновения безобразной истерикой.
Усилием воли стараюсь удержать уши неподвижными. Нуору-тор, как ты могла…
Ее голова медленно поворачивается в мою сторону, пальцы чуть вздрагивают, ласкающим движением скользят по моему лицу. Слаба, так слаба. Но глаза, встречающие мой затравленный взгляд, светятся все той же силой, умом и бездонной синевой, Даже на пороге смерти она – Хранительница, воплощенная богиня, одушевленная мудрость. Даже на пороге смерти она – самое потрясающее создание, с каким мне когда-либо приходилось сталкиваться.
– Тея.
Официальное обращение подразумевает, что сейчас последует приказ. На ум мгновенно приходят все маленькие несоответствия в поведении родных, все оговорки и странные взгляды, которые на меня бросали. Что-то сейчас будет?
И это что-то мне не понравится.
Склоняю уши в ритуальном знаке подчинения.
– Хранительница Эвруору-тор.
– У меня уже не хватит сил, чтобы привести в исполнение твой план, Антея.
Слегка сжимаю ее ладонь. Зачем утверждать очевидное? У нее не хватит сил, чтобы просто встать, не говоря уже о полноценном танце изменения.
Смотрю в синие-синие глаза. Зрачки, тонкие вертикальные щелки, обычные для всех эль-ин, вдруг вздрагивают, расплываются, закручиваются в спирали.
Меня оттеснили, мягко и безапелляционно отодвинули в сторону от контроля над собственным телом. Смотрю на происходящее, точно издалека, пассивная и равнодушная.
Волю выпили по капле.
Она тянет руку на себя, и я, то, что от меня осталось, послушно подаюсь вперед, ложусь рядом. Осторожно обхватываю ее крыльями, прижимаясь к хрупкому – Ауте, какому хрупкому! – телу, кладу голову ей на плечо. Тонкий запах цветов становится дурманящим, голова начинает кружиться. Провожу пальцем по тончайшему пергаменту кожи, по живому золоту волос. Это естественный запах ее тела, столь же индивидуальный, как и она сама Какие гормоны и катализаторы проникают сейчас в мой организм вместе со сложнейшими молекулами этого пьянящего запаха? Какие изменения они вызывают?
Ее вторая рука ложится на мой лоб, и сознание еще глубже проваливается в какой-то полусон-полуявь, наполненный теплом и темнотой. Камень, все еще непривычный и незнакомый, почти вибрирует в глубинах моего тела, странные потоки энергии протекают по нервным волокнам, кожа почти шевелится в очередном изменении. Но на все это я смотрю как бы со стороны, с равнодушным и усталым любопытством. Поток силы проходит насквозь, и я плыву в нем, плыву в запахе диких цветов и холоде ночи, наблюдая, запоминая и не понимая ничего. Затем глаза закрываются, и мир проваливается в бездонную многоцветную тьму.
Просыпаюсь резко, как от толчка. Тело вздрагивает, глаза широко раскрываются, точка между бровей пульсирует в бешеном ритме. С минуту лежу неподвижно под ее руками, пытаясь понять, что же со мной произошло, что изменилось. Постепенно сердце и дыхание успокаиваются, камень ощущаю близким, теплым источником энергии.
Поднимаюсь на локте, склоняюсь к истонченным чертам Эвруору. Смотрю на нее сверху вниз, беззвучно крича о своем непонимании. Гнев, страх, раздражение – под наплывом чувств я забываю, что эта женщина умирает, почти умерла, что она слаба и беспомощна. Ага, как же, беспомощна! Даже сейчас насыщенная синева ее глаз может сломить что угодно. Кого угодно. Хранительница до мозга костей. Хранительница до конца.
Лицом к лицу.
Глаза в глаза.
– Что вы со мной сделали?
Молчание.
– Какие изменения произвели?
Тишина.
– Что вы задумали?
Синие глаза закрываются.
– Вы все поймете в свое время, Тея-тор. А сейчас я устала. Ступайте.
Вот так. Аудиенция окончена, подданные могут удалиться. Аут-те!!!
Слетаю с постели, будто сдутая невидимым ураганом. Бросок к стене, разворот, бросок в другой угол, еще, еще. Мечусь по комнате загнанным зверем, воздух кипит от резких взмахов крыльев. Аут-те!
– Да провалитесь вы все в Бездну со своим временем! Это мое тело! Мое сознание! Моя душа! Сперва новый имплантант, теперь это. Как вы смеете! Как вы смеете изменять меня, даже не удосужившись спросить, хочу ли я этого?!
Она остается все так же неподвижна и все так же хрупка. Лишь сен-образ, которым она отослала меня, продолжает парить над кроватью. Ауте милосердная, как я отвыкла от всего этого за годы среди людей.
Сжимаю кулаки, медитативный вздох. Склонить уши в подчинении, бесшумно развернуться и выйти. Уже в коридоре меня догоняет сен-образ. Прощание, извинение и какое-то послание, с пометкой «открыть через три дня после мой смерти». Стою, беспомощно уставившись на эфирное творение, танцующее на кончиках моих пальцев. Затем вздыхаю, отправляю ее письмо в глубины подсознания и посылаю к ней мой собственный образ. Его содержание можно примерно выразить словами: «Я люблю вас, Хранительница», но лишь примерно.
Поспешно бегу, не дожидаясь ответа. Храбрая, храбрая я. Могу биться с боевой звездой северд-ин, могу вальсировать на дипломатических игрищах дараев или бросать оскорбления в лицо полновластной Хранительнице Эль, но подведите меня к эмоциональному или этическому конфликту и вот – достославный воин постыдно покидает поле битвы.
Выбегаю на открытую террасу, жадно глотаю свежий воздух, пытаясь избавиться от приторного запаха горных цветов. Не получается. Запах здесь, на мне, во мне, в самой ткани моей реальности. Ауте, будь милостива к непутевой дочери твоей…