Танцующая с Ауте. Трилогия
Шрифт:
Сначала лишь танцую рядом с ней, танцую в унисон, танцую в слиянии. Затем – веду ее за собой, подхватив, подчинив, использую тот же трюк, что она и сама пыталась провернуть, наслав на меня наваждения. Мы слишком похожи. Мы два отражения одного зеркала.
«В одни и те же воды нельзя войти дважды». Ах, смертные, как же мало вы знаете.
Время – ничто. Время – абстракция, выдуманная некоторыми разумными и полуразумными, чтобы облегчить свое существование. Нет непрерывного потока, есть лишь точка существования, субъективная априори, некое сейчас, окрашенное
Боли нет, нет слез. Ауте, Ауте милосердная, но почему нет слез, почему? Ведь он был достоин, достоин моих слез, достоин всех слез Неба? Почему? Нет боли. Холодное отупение, как паралич души, как ледяная неподвижность смерти. Где?
Нет чувств. Совсем нет, ничего. Это – ошибка. Я умерла, да, я уже умерла, не может такое неподвижное быть живым, я умерла вместе с ним, оболочка осталась.
Они ответят. Не могут не ответить, убийцы. Месть? Они не должны больше убивать.
Ребенок. Дочь. Я ведь должна что-то чувствовать, обрекая ее, должна. Ничего. Ничего не осталось, ни чувств, ни слез. Все умерло вместе с ним.
Нужно. Нужно защитить остальных. Чувств нет, но долг остался, долг, как нити, привязанные к марионетке. О, какая ирония: я – и путь древних эль-э-ин. Должно быть смешно, но смеха нет.
Иннеллин…
Туауте.
Туауте – проклятье и благословение. Для затерянной в туауте нет ни добра, ни зла, ни чувства, ни даже долга. Лишь цель. Цель должна быть достигнута.
Чистая, чуждая, ничем не замутненная сила. Вышвырнуть оливулцев из Небес – что может быть проще? Просто пожелай, чтобы этот могучий, непобедимый флот оказался не здесь,а там.
Материализоваться на холодных ступенях Императорского дворца. Все системы безопасности расплавлены. Стража валяется без сознания. Придворные парализованы, видят все, все понимают. Они будут все помнить.
Подойти к Императору – Ауте, какой огромный, какой неуклюжий. Нависающая над тобой гора мускулов и гнева. Бросить слова официального вызова – непонимание, недоумение, ужас в его глазах. Слова принятия вызова, и едва эхо последнего звука замирает, мужчина бесформенной грудой мяса падает к твоим ногам. Так же, как падают сотни, тысячи людей, отмеченных проклятием королевской крови. Опять-таки ты не знаешь, как это сделала. Сила эль-э-ин не поддается сознательному контролю.
Тело автоматически произносит нужные слова, совершает нужные движения. Теперь ты – официальная императрица Оливула. Исчезнуть, чтобы появиться дома, на Эль-онн.
Сила уходит, медленно и незаметно, как схлынувший прилив, и за ее замолкающим рокотом ты начинаешь слышать еще один голос. Тихий голос, лепечущий внутри тебя. Единое существо, которым ты до сих пор была, распадается на два, и ты вдруг понимаешь, что это, второе, это твоя дочь, твой ребенок. И ты знаешь ее, ты помнишь ее будущее, как люди, бывает, помнят свое прошлое. Знаешь ее всю, какой она станет, какой она; должна стать. И никогда не станет. Потому что она уходит, удаляется, покидает тебя навсегда.
Осознание ударяет мгновенно, воплем в никуда, выцарапанными глазами, сломанными крыльями. Уходит! Твоя дочь уходит, потеряна, убита! Моя дочь!
Крик Нуору-тор сливается с моим собственным, криком невосполнимой потери, крик ужаса и понимания. Сила, которую она накапливала для повторного удара, замирает, точно замороженная вне времени, но уже поздно, слишком поздно. Непоправимый вред хрупкой плоти, вмещающей всю эту невероятную энергию, уже нанесен.
– Нет!
Танец перенес нас куда-то, в какое-то место вне пространства и времени, пятачок твердой поверхности, затерянный в туманах. Она в моих объятиях, плачет навзрыд, плачет, как испуганный ребенок, которым она на самом деле и является.
Вода на моих щеках. Я? Плачу? Глупость какая, я разучилась плакать.
Мы уже не эль-э-ин, но еще и не в нормальном состоянии. Какое-то промежуточное, подвешенное положение. Сила еще здесь, цель не достигнута, задача не выполнена.
– Я… ее… убила… – она умудряется выдавить между всхлипами.
– Шш-ш-ш… Я знаю. Кто может знать лучше, чем я?
Внезапно тело под моими руками напрягается, наливается силой. Что?.. – Я не дам еще и ей умереть.
Сила уже столь велика, что я не могу находиться рядом. Отползаю, озадаченная, испуганная, непонимающая.
Кожа Нуору-тор начинает светиться. Испаряться, исчезать.
– Нет! – Кидаюсь вперед, чтобы быть мягко, но безоговорочно вжатой в землю. – Нет, Нуору!
Не верю, не могу поверить в то, что здесь происходит. Так не бывает. Не может, не должно быть. Ауте, пожалуйста…
Она все-таки была величайшим достижением генетики Эль-ин. Она была силой и гордостью и надеждой нашего народа. Она смогла сделать то, что до сих пор считалось неосуществимым. Вся энергия, все разрушительное великолепие туауте обрушивается на ее тело, уничтожая, пожирая, поглощая. Плата за неограниченное могущество, чудовищная отдача, забиравшая жизнь наших детей, пикирует сорвавшимся с цепи цунами. Но не на свою обычную жертву.
Теперь пылают не только крылья, пылает она сама, ее тело, ее разум. С ярким, непереносимым сиянием сгорает она в затерянном где-то беспределье, а я ничего не могу поделать. Ничего.
– Мама! – последний крик Нуору-тор тонет в затягивающем ее водовороте света.
Ее душа, то, что эль-ин называют душой, вспыхивает огненной искоркой, чтобы исчезнуть в темноте. На какую бы дорогу ни вступило сейчас это эфирное создание, мне не дано проследить его путь.
Закрываю глаза. Пальцы вцепились в плечи, из-под судорожно сжатых когтей тонкими струйками течет кровь.
Все кончилось. Туауте ушло.
Она убила себя. Я убила ее. И ее тоже. Ауте, за что?
Точно в ответ на мой вопрос пустоту беспределья нарушает чуждый всему здешнему звук.