Танцующий в огне
Шрифт:
Приняв решение, он потихоньку выбрался наружу, где его встретил такой ледяной ветер, что у него перехватило дыхание. До рассвета еще было далеко, звезды еще только начали бледнеть с востока, где бело-голубым пятном проступали заснеженные вершины. Поплотнее запахнув свою накидку, он прокрался в другой конец лагеря к костру. За пару минут он раздул угольки в костре и снял ледяную корку с горшочков с краской. Потом он принялся за работу, восстанавливая в памяти свои детские воспоминания о картинках с мамонтами.
Он не мог бы сказать, в какой момент воспоминания уступили
Последний мазок кисти принес с собой не только удовлетворение, но и некоторое удивление. Он и не подозревал, как уже поздно, звезды пропали, а небо было залито бледным солнечным светом. И мерцающий свет костра, кажется, стал ярче, чем его оставлял Айвен. Как во сне (поскольку часть его все еще не могла оторваться от рисования), он оглянулся вокруг и сразу напрягся, потому что с противоположного конца поляны на него смотрели люди.
– В его руках волшебство, – промолвил кто-то, кажется, шаманка из клана выдры. Она подошла к нему и заглянула ему в лицо. – Да, это бродяга. Я вижу это по глазам. Пока мы все спали, он был высоко в горах, где живут стада. Он видел зверя, которого мы ищем, и принес с собой его подобие.
– Человек должен отвечать за то, что рисует, – сказал кто-то еще, и Айвен разглядел бритую голову Талу. – Пусть он добавит свою кровь к нашей.
– Это не его путь, – ответил за него Харно. – Я же уже говорил, что он не охотник. Среди нас он только грезит. Его душа все еще живет дома на луне. И однажды он вернется туда, вот увидите.
– Вернется он туда или нет, – настаивал Талу, – но это он вдохнул жизнь в этот рисунок. Когда мы встретимся с избранным животным в пылу охоты, оно будет искать его. И если его там не окажется, это будет предательством и с его стороны, и с нашей, и мы столкнемся с гневом духа.
– А если он будет там, – вступила в разговор Льена, – то отвечать придется ему.
– Только если он не сможет заявить о братских узах со зверем, – выкрикнула в ответ шаманка-выдра.
– Да как же он сможет? – На этот раз за него ответил Леппо. – Он же трус, и вид крови его пугает. Ему даже мясо приходится прожаривать до горелой корки.
Талу со злостью воткнул свое копье в землю.
– А я говорю, он подвергает опасности нас всех. Если он откажется отдать каплю своей крови здесь, в лагере, то мы польем своей кровью все склоны. И я лично заставлю его ответить за это. Жизнь за жизнь.
– Да, жизнь за жизнь, – поддержали его остальные, и это заглушило все протесты.
Толпа как-то вдруг подалась вперед, взяв Айвена в кольцо. Он все еще сидел на корточках возле рисунка, когда вдруг почувствовал острие копья на своей шее.
– Ну, так что, лунный парень, – спросил Талу. – Чья кровь это будет, твоя или наша?
– Вы не можете поднять на него руку, –
– Он не из наших кланов, – сказал он и тоже приставил свое копье к шее Айвена. – И законы кланов не обязаны защищать его. Пусть отвечает за свои действия здесь и сейчас. И если он откажет нам, то я клянусь, что мое копье принесет зверю запах его крови.
Давление копий усилилось, и их каменные острия буквально парализовали Айвена.
– Так ты отказываешь нам? – выкрикнул Талу, приняв его молчание за отказ, и уже собирался ткнуть его копьем, но в этот момент послышался звук ритуального бубна, и сквозь толпу пробилась Льена.
Она была разодета во все свои перья, лицо раскрашено, а в свободной руке она держала кремниевый нож. Притоптывая в ритм бубна, она продемонстрировала всем нож.
– Поставь свою метку на зверя, – нараспев затянула она, глазами заставляя Айвена внимательно смотреть на нее. – Пометь его своей кровью. – Айвен не пошевельнулся, испуганно глядя на нее. Тогда она сжала его руку вокруг рукоятки. – Сделай это, – пела она, наклонившись совсем близко к нему. – Сделай, пока длится эта песня.
Айвен буквально ощущал давление всех присутствующих, их общее желание, почти столь же реальное, как наконечники копий у его горла. Он взглянул на нож, который давала ему Льена, на его острый край. И хотя он очень хотел воспользоваться им, он с ужасающей отчетливостью понял, что не сможет сделать этого. Все его существо восставало против того, чтобы взрезать свою собственную кожу, и руки отказывались слушаться.
– Сделай, – продолжала петь Льена, теперь почти моляще. А он смотрел мимо всех вдаль, на расцвеченное восходом небо.
«Это последний раз… – подумал он отстраненно. Теперь уже страх покинул его. – Это последний раз, когда я…»
Но он ошибся. Его тело качнулось в сторону, когда острие копья проткнуло ему шею.
– А-ах, – выдохнули собравшиеся, внимательно глядя на струйку крови, стекавшей по его шее.
А он все еще не мог пошевелиться, зная, что должно произойти дальше, что он должен взять на себя.
Но, как и с кровопусканием, это решение от него не зависело. Льена уже схватила его за руку и обмакнула его пальцы в небольшое озерко крови, скопившееся во впадине между ключицами. И прежде чем он успел отдернуть руку, она припечатала его руку к рисунку, оставив ярко-алый след.
– Готово, – пропела она.
– Он повязан со зверем, – откликнулась толпа.
20
Айвен принял решение задолго до того, как отряд охотников добрался до гор. При первой же возможности он ускользнет и дождется клан в узком ущелье у перевала, ведущего в их лес. Ему вовсе не улыбалось провести несколько ночей одному в горах, но это было лучше, чем очередное унижение. Ему было трудно привыкнуть к тому, что его маленький клан плохо о нем думает. Он все еще помнил те дни после охоты на буйвола, когда даже Льена поглядывала на него косо. А уж насколько хуже будет, когда все кланы станут обращаться с ним как с предателем.