Танцы на снегу
Шрифт:
– Тогда чего же нам бояться? – вопросом ответил Лион.
А я сказал:
– Стась, ну представь, что тебе тринадцать лет. И твои родители где-то на другой планете… а ты можешь туда попасть…
«Дунай» неторопливо кружил по улицам, автоматика вела его по самому незагруженному маршруту. За лобовым стеклом проплывали какие-то сверкающие здания, роскошные офисы, эстакады путепроводов – и лицо Стася на их фоне было непривычно мягким.
– У большинства фагов вообще нет родителей, Тиккирей. Но у меня был отец. Он исчез в ходе выполнения миссии на… на одной маленькой планете.
Он помолчал немного и добавил:
– Ты можешь сказать, что я его не любил. Нет, это будет неправдой.
– Я верю, Стась. – У меня вдруг перехватило горло. – Но ты же сам говорил… что наша цивилизация слишком уж разумная и логичная, что это плохо. Вот мои родители… они как раз все сделали правильно и логично. По-иному никак нельзя было. Но я теперь их никогда не увижу… их нет больше. Совсем нет. И если сейчас все сделать логично, то Лион тоже своих родителей не увидит. А может быть, начнется война и он будет стрелять в своего братишку…
– Я не буду! – сказал Лион.
– А он – будет! – выкрикнул я и отвернулся к окну.
Стась заговорил не сразу:
– Тикки, я понимаю тебя. Знаешь, я ведь совсем не против, чтобы Лион вернулся к родителям. И это хорошо, если ты сумеешь помочь нам на Новом Кувейте…
Он замолчал.
– Так что тогда? – спросил я, не поворачивая головы.
– Не знаю. Что-то не нравится, – коротко ответил Стась.
Он нажал какую-то кнопку, стекло, к которому я прижимался носом, уползло вниз. Встречный ветер был холодным, сухим и пах городом.
– Заставлю-ка я эту колымагу разогнаться как следует, – сказал Стась. – Не продует?
– Нет, – сказал я.
И ветер ударил мне в лицо.
Стась высадил нас у дома, но заходить не стал. Пожал руки и укатил в своей нелепой, совсем не геройской машине. Мы с Лионом стояли у подъезда, идти в квартиру совсем не хотелось.
– Давай сходим к Роси, – сказал я.
– Что? – спросил Лион, и я понял: мыслями он далеко-далеко отсюда. С мамой, папой, братиком и сестренкой. Я на это и надеялся. Этот сон, в котором он прожил взрослую жизнь, будет его долго мучить. А вот если он снова окажется в своей семье – сразу развеется, как дурной морок.
– Мне надо поговорить с Роси, – сказал я.
– Зачем? – Лион поморщился. – Не трогай ты его, он просто трусливый сопляк.
– Не собираюсь я его трогать. Мне надо поговорить.
Лион недоверчиво посмотрел на меня, пожал плечами. Застегнул куртку, которую снимал в машине.
– Ну пошли…
Автобуса мы ждать не стали. Пошли по Радужной в сторону центра. Лион засунул руки в карманы и чего-то насвистывал. Доктор Гольц очень талантливая, если она смогла так быстро Лиону помочь – он стал совсем нормальный.
Радужная – улица «спальная», тут стоят только жилые дома и немного маленьких магазинов – если кто-то забыл после работы заехать в супермаркет. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что на всей улице сейчас всего два человека – мы с Лионом. Но вскоре навстречу прокатил старичок в инвалидной коляске, хмуро покачавший головой при взгляде на нас. Наверное, считал, что детям положено быть в школе или заниматься чем-то полезным, а не шастать по улице. Я вспомнил отважного старика Семецкого и загрустил.
На Авалоне меня поначалу удивили дома. У нас, на Карьере, дома большие, а стены в них тонкие, как оконное стекло. На Новом Кувейте, где почти везде тепло, домики тоже легкие, но маленькие, на одну семью. А здесь – здоровенные многоквартирные здания с толстыми стенами из бетона или кирпича. Красиво, конечно, как в фильме про старину, но странно. Сейчас-то я уже привык. Мне даже кажется, что так и должно быть – толстые стены, крепкие двери и окна с двумя стеклами.
А еще удивительная вещь – дворы. На Карьере дома стоят рядами, впритык друг к другу, а для игр и отдыха сделаны специальные площадки. Под куполами не так уж и много места. На Новом Кувейте, наоборот, пространство между домами очень большое. На Авалоне что-то среднее, и у каждого дома получается свой уголок – засаженный деревьями, с какими-то горками и каруселями для малышей, беседками, бассейнами – не для купания, а для красоты. Мы прошли через один двор, чтобы сократить расстояние, и вышли на аллею, засаженную каштанами. Жалко, что сейчас зима. Жалко, что весной я уже буду на Новом Кувейте и не увижу, как они цветут…
Очень обидно.
– Давай купим чего-нибудь попить? – спросил Лион, когда мы проходили мимо крошечного магазинчика.
– Давай.
Он ждал чего-то.
– А… – сообразил я и выгреб из кармана мелочь. – Держи.
Дальше мы шли, попивая из банок горячий кофе. Мимо развлекательного центра, с обычным кинотеатром, виртуалками, аквапарком и спортивными залами… я был там один раз, мне понравилось.
– Здесь не хуже, чем на Новом Кувейте, – сказал Лион. И сам же поправился: – Чего это я, тут даже лучше… Тиккирей, ты только из-за меня хочешь туда отправиться?
– Нет.
– А почему?
Я заколебался. Вроде бы мы идем по улице и никто нас не слышит… Нет. Ерунда это все. Ничего нельзя знать наверняка. Если уж захотят подслушать – то будут считывать слова с губ через низколетящий спутник, или приклеят незаметно крошечный микрофон-пылинку, или обычным направленным микрофоном из проезжающей мимо машины подслушают…
– Ты знаешь, Лион, мне тут скучно. Ну что я, буду как дурак работать в лаборатории, потом институт оканчивать? А на Новом Кувейте можно помочь фагам. Вдруг я смогу их убедить, что из меня получится фаг?
Лион подозрительно смотрел на меня. Потом зачем-то спросил:
– Хочешь быть фагом?
– Конечно!
Он задумался. На самую секунду – будто в нем снова проснулся взрослый мужик, успевший повоевать, жениться и умереть. А потом вздохнул и тоскливо сказал:
– Да не возьмут тебя… фаги все генетически приспособленные. Обычный человек не может быть фагом.
– Ерунда все это, – убежденно сказал я. – Ну и что, что не приспособлен? Спорим, я радиацию буду держать лучше, чем фаг? И еще кое-что… А ведь им может пригодиться такой специальный агент, который станет работать на радиоактивных планетах.