Танцы с Виртуэллой
Шрифт:
От этого унижение чувствовалось еще сильнее – джентльмен вступился за его честь, будто он был слабой невинной девушкой. А он был просто не отсюда; в этой пакостной вселенной, живущей по свинским законам, он был бессилен, хотя и силен как бык в иных виртуальных мирах.
Его приняли в институт, где никто не читал абитуриентских сочинений. Его распределили в тот город, где люди пили вместо компота чай. В проектном бюро его посадили в закуток за пыльным шкафом, где дни улетали незаметно, как волосы с головы. Он сидел за шкафом, чувствуя себя узником в своем собственном теле, которое он не мог заставить встать, направить к начальнику и сказать «баста». Хотя силой воображения он не раз создавал свою виртуальную копию, которая выпрыгивала из-за этого шкафа и выбрасывала шефа в окно. А потом
Мамы не стало в крохотной квартирке без газа и воды в Первом Водопроводном переулке. Ее жизнь была плохо написанным программным кодом, это он в полной мере унаследовал от нее. Смерть представлялась ему не вечной остановкой в тени кладбищенских лопухов, а глупым программным блоком, заставляющим виснуть систему.
Возникали, но потом уходили наверх друзья-товарищи. Извини, старик, у меня куча дел, я тебе позвоню. Они звонили через десять лет. А он продолжал сидеть за шкафом в маринаде из собственных мыслей и думать о замечательном коде, который способен оптимизировать жизнь и создать счастье, силу и удачу. Советская ЭВМ трудилась только час в день, а остальное время страдала различными машинными болезнями, так что времени для дум было много.
Симпатичные девушки с яркими глазами и веселыми ртами почти не различали его среди предметов. «Вы – лопоухий и скучный». «Мне нравятся умные парни, но вы и на умного-то не больно похожи».
А с девушками несимпатичными и унылыми, как он сам, Шрагину, как говорится, не хватало тактовой частоты.
После тридцать пятого дня рождения, который он встретил и проводил, стоя на перроне Московского вокзала, он понял, что окончательно заблудился. Не будет ему ни Эльдорадо, ни Конкисты, ни покорения миров. Тогда он первый раз попал в психушку, на Скворцова-Степанова.
Хорошо залечили. Голова не варит, руки что-то делают, например, клеют коробки.
После больницы где-то год он занимался тем, что таскал ящики для какого-то абрека на Сенном рынке, получая регулярно зуботычины, впрочем, как и остальные грузчики – простые советские алкаши, не вписавшиеся в нагрянувший рынок. Но случайно в руки попалась книжка по новым объектно-ориентированным языкам.
В голове снова зашевелились мысли. Раз не добрался до Эльдорадо, попробую смастерить его сам.
Тут и далекий греческий родич его мамаши по имени Аристотель прислал ему из Греции, где все есть, приличный компьютер, да еще удалось подсесть на интернетовское подключение богатого соседа. Случайный собеседник в каком-то чате оказался компьютерным гением по фамилии Сарьян. И, после серии тестов – попадание в «яблочко». Он – в команде Сарьяна…
Слушай, старик, говорил Сарьян, мы делаем революцию: сначала в программировании, потом в гастрономии, выпивоне и так далее. Нас надолго запомнят, старик. От нас все пойдет быть, как от Ноя с его тварями, приземлившимися на горе «Арарат». Для начала мы, простые скифы и евроазиаты, обставим америкашек из «Сан Микросистемс», потому что наш продукт получится круче. Мы не оставим «засСАНцам» ни одного шанса. Кончится это тем, что повсюду будут программировать на нашем языке, пить только коньяк «Арарат» и водку «Московскую», никаких тебе виски и брэнди. Сарьян даже намекал, что за спиной стоит таинственная организация, некая российская спецслужба, контролирующая программистов и хакеров, готовая поддержать их всей государственной мощью. И якобы америкашки уже наделали в штаны от страха за свое темное будущее…
Год он проработал в команде Сарьяна, которая разрабатывала новый революционный язык программирования. Ну, очень революционный, с зачатками искусственного интеллекта, с так называемыми сценаристами – самопрограммирующимися объектами. Но дело вязло еще в теории, спонсоры отваливали по тихому один за другим, конкуренты из штатовской «Сан Микросистемс» обсирали революционное начинание по полной программе. Он понял, что энергия его жизни исчезала в бесконечном бессмысленном цикле, и ушел. Потом были немецкая фирма и «Малина Софт», а смысла все не было, поэтому Шрагин угодил на второй срок в психушку. После возвращения он обнаружил в своей квартире новый объект с неизвестными еще свойствами – Зинаиду Васильевну, которую город прописал на пустующей жилплощади.
А намедни он прочитал в солидном глянцевом журнале «Wireless» статью про героев-программистов. Не статью, а настоящую оду со сладкими подвываниями. Группа Сарьяна сделала-таки революцию в программировании и заодно перебралась в Гамбург, под крылышко «Сименса», так что «Сан Микросистемс» действительно просрала игру. Новый язык, именуемый, между прочим, «Арарат», в основном создан, и властители программного обеспечения бьются до рвоты за право получить лицензию на эту «вершину программного мира». Однако теперь это его совсем не касается. Наверное, жизнь прожита давным-давно и совершенно даром. А у кого не даром?
Взять выдающегося писателя. Еще при жизни, если она затянулась, его читают из вежливости, если не считать отдельных маньяков. А все оставшиеся столетия им мучают школьников и трясут, как старыми панталонами, на юбилеях, доказывая величие нации и количество гениев на душу населения.
Есть, конечно, по настоящему крутые фигуры – сэр Ньютон, Эйнштейн, Кант, Борн, который Макс, Бор, который Нильс. Однако от всей их личности остался только ярлычок с именем, который пришпилен к тому или иному научному закону. Да и была ли она, личность, столь уж важной? Не были ли эти господа ученые примитивными мономанами, а попросту говоря обыкновенными чурбанами во всем, что не касалось научных задач. Кто знает? Сэр Исаак за все тридцать лет сидения в парламенте лишь однажды удосужился произнести: «А не пора ли закрыть форточку, джентльмены»? Пожалуй, это неплохая фраза для буддиста, но Ньютон не был буддистом. А Кант под старость обрюхатил свою служанку. Засадил ей вдруг сзади, когда она у плиты возилась, но через пять минут уже забыл об этом. Нравственный императив, ничего не поделаешь. А старина Альберт, как обычный местечковый мышигенер [3] изводил жен и показывал язык фоторепортерам. Только этим и занимался последние сорок лет своей жизни после опубликования общей теории относительности. Он, конечно, еще думал и мечтал о чем-то, также как и Шрагин, даже говорил, что «Бог не играет в кости», но так и не смог выразить на бумаге свои думки. Бог не играет в кости, Бог пишет программный код, но на каком программном языке? Эта загадка растрачивала жизненный ресурс Шрагина, также как и Эйнштейна.
3
Сумасшедший (идиш).
‹код›
для (продолжительность жизни; год за годом)
{
пытаться
{
Ресурсы. расходоватьНа(непосильное)
}
прерывание (ТипОшибки конецЖизненныхСил)
{
Системное сообщение(некролог);
}
}
‹/код›
У Шрагина не было жен, которых можно было бы изводить, и корреспондентов, для которых можно было бы оголить язык, он даже не мог вонзить стрелу-упрек в небо, подобно древним галлам, но он мог сделать большую глупость. Четыре года назад он прикрутил лентой цифровую камеру с радиоинтерфейсом на 2,4 Ггц к столу непосредственной начальницы в фирме «Малина Софт». Несколько ниже уровня пояса прикрутил. И через фирменную сеть послал картинку на десктопы остальных сотрудников. Светочувствительный кристалл был слабым, на миллион пикселов, кадры получились блеклыми, но женщину все узнали.
Победа оказалась липовой. Он же сам жалел горько плачущую толстушку, да вдобавок она оказалась женой крупного мафиози. Любовь к жене, собственно, и была единственной светлой стороной пахана. Из-за этой светлой стороны Сереже и пришлось пострадать. Некто с квадратной фигурой покарал Шрагина прямо на улице, ударив в левый глаз, «чтобы не подсматривал». Травма оказалась довольно серьезной, расслоение сетчатки, однако расстроившийся за супругу мафиози попросил возместить «моральный ущерб» и в денежной форме.