Танец на точке
Шрифт:
– Я пошла в туалет! – объявила Юлька и направилась вон из комнаты. Никто из сидевших в ней не отреагировал на ее слова.
В туалете она в первую очередь открыла краны у раковины и душа. Убедившись, что шума достаточно, вытащила из сумочку косметичку, заговорила, вплотную поднеся ее ко рту и почти касаясь губами:
– Слышите, вы? Я сейчас подумала, что операцию и правда незачем откладывать за полночь. После полуночи Петрович будет спать мертвым сном, его тогда ничем не проймешь. Я это все устрою прямо сейчас, я уже придумала, как. Если вы согласны и готовы, то позвоните Петровичу домой, телефон вы слышали: 72-12-61. Скажете, что нужен ясли-сад «Ромашка». Если вы позвоните, я буду проводить операцию. Если нет, то я буду думать, что вся ваша история – блеф, эта косметичка – пустая коробка, никакой не «жучок», и вы меня бросили на произвол судьбы. Тогда я вообще ничего делать не буду. Итак, я жду звонка. Телефон 72-12-61.
Юлька сунула косметичку обратно в сумочку, закрыла краны и вышла из туалета. Она еще не успела закрыть дверь, как раздался телефонный звонок. Юлька почувствовала, как в груди ее радостно забилось сердце.
Прошло некоторое время, прежде чем пьяный Сашка добрался до телефонного аппарата.
– Да? Нет... Нет, это квартира... Да ну нет! – С каждой фразой Сашка заметно раздражался. – Да какой тебе ясли-сад... Да сам ты ромашка! Ты что, отец, пьяный, что ли? Вообще охренели там. – И он раздраженно бросил трубку.
– Кто это был? – спросила Юлька.
– Придурок какой-то, – отозвался Сашка. – Ясли-сад «Ромашка» ему надо, понимаешь...
И он отправился в комнату пить коньяк и смотреть телевизор.
«Ну, теперь без страха вперед! – решила Юлька. – Главное, не отступить, когда дело начато, не испугаться решающих действий».
Она пошла в чулан, достала оттуда топор. Он был чересчур тяжел для ее рук, но Юлька решила, что это ничего, что она справится. Вернувшись в комнату, обнаружила там прежнюю картину, всю троицу в состоянии почти полной отключки. На нее по-прежнему никто не обращал внимания.
С замирающим от страха и волнения сердцем Юлька подошла к шкафу с кассетами, взяла с полки одну наугад. Прочла название, написанное от руки фломастером: «Маришка на концерте в Самаре». Кивнула, бросила кассету на пол, нагнувшись, три-четыре раза неловко ударила по ней топором. Этого оказалось достаточно, перед ней лежали бесформенный осколки.
– Э! Э! Ты что делаешь? – раздался позади нее голос пьяного Сашки.
– Ничего, все нормально, – отозвалась Юлька, разрубая на куски вторую кассету. Краем глаза видела, что все трое смотрят на нее, приоткрыв от изумления рты, будто не верят своим глазам. Тогда Юлька принялась разрубать третью кассету.
– Да ты что, спятила? – воскликнул, заметно трезвея, Сашка. Он встал с дивана, направился к ней неровными, пьяными шагами.
– Не подходи, у меня топор! – сказала Юлька угрожающе. Сашка послушно остановился. Петрович и Леха продолжали смотреть на нее остановившимися от изумления и ужаса глазами.
Юлька подумала, что, пожалуй, она должна сделать нечто более впечатляющее, чтобы вывести их из оцепенения. На экране продолжавшего работать телевизора Марина Дягилева как раз показывала стриптиз, и в тот момент, когда Юлька туда глянула, как раз снимала лифчик, обнажая свои небольшие, детские еще, но плотные, правильной формы груди.
Размахнувшись, Юлька наотмашь рубанула топором по телеэкрану. Звук, с которым он разлетелся на куски, был похож на пушечный выстрел, Юлька едва увернулась от брызнувших во все стороны осколков. Затем она рубанула по видеомагнитофону. От удара каретка с кассетой выскочила из пазов, и кассета выпала оттуда. Юлька жадно схватила ее.
– Эту не трогай! – воскликнул Сашка в ужасе. – Это стриптиз в «Ротонде»! Она – одна-единственная!
– Вот и отлично! – злорадно захохотала Юлька. – Не хрен вам всякое паскудство смотреть!
Она разрубила и эту кассету, выпрямилась с топором в руках, оглядела всю компанию торжествующим взглядом.
– А-а... – вышло из горла Петровича. Он вдруг стал багроветь, глаза наливаться кровью. – А-а!.. А-а-а!!!
Нечленораздельный, точно у глухонемого, возглас вдруг перешел в страшный звериный рев. Петрович задрожал, весь затрясся, как в лихорадке, и вдруг стремительно, как распрямляющаяся пружина, набросился на то место, где валялись осколки разрубленных видеокассет и обрывки видеолент. Юлька с топором в руках едва успела увернуться.
– Тикай! – раздался истошный вопль Сашки. – Он опять взбесился!
Сашка и вдребодан пьяный Леха вскочили с дивана и бросились вон из комнаты. Петрович, упав на колени, с трясущимися руками склонился над осколками видеокассет, продолжая дико, по-звериному выть. Юлька с любопытством и с некоторой растерянностью смотрела на него, недоумевая, что ей теперь делать. Конечно, она учинила злое дело, но будет ли он и дальше реагировать так, как ей хотелось бы?
Внезапно звериный вой Петровича сменился вполне человеческими рыданиям и всхлипываниями.
– Убью, – проговорил он, тяжело дыша и словно захлебываясь. – Ты... Зачем?... – И вдруг заорал страшно, во всю глотку: – Убью-у!!!
Юлька с облегчением подумала: ну, наконец-то!
Петрович кинулся на нее, протянув к ней огромные руки со скрюченными, точно когти хищной птицы, пальцами. Машинально Юлька швырнула в него свою сумочку с подслушивающей косметичкой, попала ему в лицо. Это только на мгновение остановило его, но за это мгновение Юлька с топором в руках успела выскочить из комнаты.
Она почувствовала страх и растерянность. Что же теперь делать? Петрович взбесился, а где же менты? Она прислонилась к стене в коридоре, Петрович был уже рядом с ней, тянул, не обращая внимания на топор, свои хищные руки к ее горлу, грозя не только задушить, но и растерзать ее.
Чтобы хоть как-то оборониться, она ткнула топором в грудь Петровича, тот снова охнул, приостановился, Юлька ускользнула от него к противоположной стене. Однако от удара тяжеленный топор выскользнул у нее из рук, упал на пол, угодив Петровичу по ноге, тот взвыл, взбесился еще больше. Некоторое время он, дико воя, смотрел на лежащий у его ног топор бессмысленными глазами, потом вдруг опомнился, схватил его, взвыл: