Танец огненной саламандры
Шрифт:
— Во‑первых, прекрати меня так называть…
— Знаешь, на тебя не угодишь! Гендос — тебе не нравится! Генрих Оттович — тоже! И как же к тебе обращаться?!
— А просто Генрихом называть не можешь? Это же мое настоящее имя…
Саша задумалась. В ее представлении все Генрихи — высокие и стройные германские юноши. Гендос на Генриха никак не тянул. Ну чисто русская физия! Микула Селянинович… Илья Муромец… Но раз уж парня так назвали… Что ж делать…
— Ладно, Генрих так Генрих, — согласилась Саша. — Только ты мне, Генрих, все
— Я же сказал… Хоть от кого…
Саша решила больше парня не мучить. В конце концов, все складывается неплохо. Ей не надо никому врать про любовь. Конечно, Серега очень симпатичный, но никаких особых чувств она к нему все же не испытывает. Вот когда в прошлом году она была влюблена в Кирилла Меньшикова из параллельного класса, так только о нем и думала, спала плохо, даже трояк по математике в четверти схватила. А о Сереге она днем и ночью не думает. Если уж быть до конца честной, то и вообще не думает. Ну, разве что от скуки… А Гендос Оттович могучий, потому может быть использован как рабочая сила. Вряд ли ему придется ее, Сашу, от кого‑то защищать в бабушкином подполе.
— Заходи, — сказала она и пошла открывать дверь. Когда Гендос уже взгромоздился на табуретку, которая под ним жалобно пискнула, Саша спросила: — Борща хочешь?
— Не‑е… — отказался он. — Может, я пока в подпол полезу? Разведку произведу…
Саша посчитала это разумным. Чего время зря терять! Она ногой откинула половичок, связанный трудолюбивыми руками бабули, и подбородком указала на крышку подпола. Гендос откинул ее одним движением. Саша чуть не подавилась огурцом. Бабушка, крупная высокая женщина, с трудом открывала крышку обеими руками, а этот обрусевший немец, похоже, одной левой… Хорошо все‑таки, что она его не выгнала! Можно спокойно чаю попить. А он пусть там разведывает…
Саша доела свой борщ, выпила чашку чая с печеньем и вымыла посуду. Гендос скребся в подполе, как голодная мышь. Приведя кухню в порядок, Саша опустилась на колени и крикнула в квадратное отверстие:
— Ну как ты там, Ге‑э‑энрих? Чего‑нибудь нашел?
— Пока не‑э‑эт! — ответил он.
— А чего скребешься?
— Да… Тут что‑то непонятное… Спускайся!
— Сейчас! — отозвалась Саша и начала осторожно перебирать ногами деревянные перекладины. Не хватало еще при Гендосе свалиться, как в прошлый раз.
Когда она ступила на земляной пол, он сказал:
— Никаких алмазиков я больше не нашел, но погляди сюда…
Саша подошла поближе к Гендосу.
— Вот видишь, какая‑то щель, — сказал он и показал на стеллаж с банками.
— Какая еще щель? — удивилась Саша. — Тут компоты одни…
— Правильно, компоты, а прямо возле стеллажа на стене вертикальное углубление.
— И что?
— А то, что я в одном месте красочку сколупнул… а оттуда, прикинь, сквозит? Легонько так, но все же поддувает…
— Ничего не понимаю, — сказала Саша.
— А ты приложи руку вот сюда! — И Гендос без всяких церемоний взял Сашину руку и приложил ладонью к стене. Она и впрямь почувствовала какое‑то колебание воздуха.
— Ну что, чуешь? — спросил Гендос.
— Допустим… — вынуждена была согласиться Саша. — И что?
— А то, что надо снять банки!
— Это еще зачем?
— Чтобы отодвинуть стеллаж!
— Ты можешь сказать, зачем?!!
— Мне, знаешь ли, кажется, что там, за стеллажом, скрыта дверь… Возможно, чем‑то легким заклеенная и замазанная масляной краской.
— Дверь?!
— А что?! Дом Ольги Николаевны старый, тут что хочешь, может быть…
— Ну вообще‑то… — начала Саша и осеклась. Неужели и правда купец, бывший хозяин дома, прорыл подземный ход?
— Что замерла? — спросила Гендос.
— Понимаешь, бабушке про подземный ход рассказывали, когда она дом покупала… Только вот не нашла она его…
— Так чтобы найти, надо все стены прощупать… Вот как я это сделал…
Саша без лишних разговоров принялась снимать банки. Гендос тут же начал делать то же самое. Как только показался кусочек свободной стены, он стукнул по ней костяшками пальцев и радостно воскликнул:
— Ого! Слышишь, какой звук!
— Ну и какой?
— Звонкий! Вот послушай здесь! — и Гендос стукнул по противоположной стене. — Чуешь разницу?!
Саша почуяла, а потому с удвоенной энергией принялась освобождать от банок стеллаж. Когда все полки опустели, Гендос, поднатужившись, попытался отодвинуть стеллаж от стены еще раз. Стеллаж даже не шелохнулся.
— Странно… — изрек парень и сделал еще одну попытку. Стеллаж не подумал сдвинуться даже на миллиметр. Гендос хмыкнул и начал обследовать вертикальный стояк, потом хмыкнул еще раз и опять прошелся пальцами по дереву.
— Генрих, ну что ты все хрюкаешь и ничего не говоришь?! — не вытерпела Саша.
— Понимаешь, этот стеллаж ненастоящий!
— Ничего себе — ненастоящий! Столько банок выдерживал!
— Не в том смысле… Он просто прибит к стене… то есть к двери… Думаю, чтобы никто не нашел.
— Так что, мы зря банки снимали?
— Нет, конечно… С банками дверь ни за что не открыть.
— Можно подумать, что без банок открыть, — буркнула Саша.
Гендос еще раз прошелся руками по стене в том месте, где ему почудилась щель, и проговорил:
— Вот если бы чем‑нибудь подцепить…
— Чем?
— У вас ломик какой‑нибудь есть?
— Ломик?! Понятия не имею… Честно говоря, даже не знаю, как он выглядит!
— Ну… Штука такая железная, тяжелая… С заостренным концом.
— Нет у нас никаких железных штук!
— А кочерга есть? — не отставал Гендос. — Раньше ими угли в печи ворошили.
— Угли… — растерялась Саша. — Какие сейчас угли, когда у всех газ!
— Ну мало ли… У нас тоже газ, а кочергой у меня мать, представь, иногда грядки рыхлит!