Танец огня

Амеличева Елена

Нам пришлось притормозить, чтобы влиться в нескончаемый поток роскошных карет, текущий к мосту, который упирался во Врата — такие высокие, что казалось, будто они подпирают собой купол в небе. Слышала, когда-то они стояли на входе в храм какой-то богини. Но это было очень давно, еще когда правили драконы, годовщину победы над которыми сегодня как раз празднуют.

Карета въехала во двор и была направлена в сторону, к отдельному входу, как и повозка с танцовщицами, что следовала за нами. Я стиснула зубы, сдерживая рвущееся наружу раздражение — Мулцибер один

из Высших демонов, с ним супруга и дочь, а его направляют к черному входу, как какую-то повариху, немыслимо!

— Успокойся, — супруг поморщился, посмотрев на меня и поняв, что в жене кипят ярость и обида.

Такой мягкотелый! Если бы рядом не было Ровены, все бы ему высказала!

Я выскочила из кареты и остолбенела.

— Добро пожаловать, драгоценная наша Рахана! — пропел Абигор.

Сияет от радости. Еще бы, ведь сам провернул все, подстроил это унижение! Но насладиться победой тебе не грозит, Архидьявол!

— Благодарю, — улыбнувшись, в тон ему ответила я, — за такой радушный прием!

— Да не за что, милая! — он широко раскрыл объятия и заключил в них меня. Прижал к себе и шепнул на ушко, — ну что, успела уже пожалеть, что не раздвинула вовремя свои стройные ножки?

— Никогда не жалею о сделанном, — покривила душой я, выбравшись из его лап.

— Ну-ну, — Абигор усмехнулся. — Конечно, все же наслышаны о вашем семейном счастье, госпожа Рахана!

Колкий выпад попал в самое больное место. Оставалось лишь сцепить зубы и терпеть, пересиливая желание пустить в ход мои острые ногти. Конечно, он наслышан о наших с Мулцибером неладах. Слуги все видят. Уже разнесли сплетни по всему Пандемониуму, негодяи.

— Ах, да, кстати, — сделав вид, что спохватился, мерзавец коснулся моей руки, — соболезную вашей утрате — потерять всю плантацию махом, это… — он с трудом, кажется, сдержал смех, — даже не знаю с чем сравнить!

— Не утруждайтесь, дорогой, — я усмехнулась, — такова жизнь, в одном месте прибыло, в другом убыло. С лкесой не повезло, зато Люцифер выбрал для своего праздника танцовщиц моей школы. Это так приятно, вы и представить себе не можете!

— Да, конечно, — гримаса исказила его холеное лицо.

Так-то! Слабые места есть и у тебя, Князь инкубов и суккубов! Пусть я терплю убытки из-за того, что демоны предпочитают заказывать твоих танцовщиц — ведь их потом трахнуть можно, но Хозяин преисподней для празднования годовщины уничтожения драконов предпочел не шлюх, а моих девочек!

Когда мы с супругом отделались от Архидьявола, у меня уже лицо сводило от фальшивых улыбок. Посвистывая, он, насладившийся местью, ушел. Мулцибер последовал за ним, чтобы подготовить сцену и не дать этой твари устроить нам какую-нибудь пакость — в виде натертого скользкими притирками пола, например.

Я вошла в предоставленное танцовщицам помещение во дворце и тут же вспомнила день своего триумфа, когда впервые танцевала на празднике Люцифера. Вроде бы совсем недавно это было, но в то же время будто вечность назад. Именно тогда мне стало до боли отчетливо ясно, что выше уже не подняться. Потому что

во мне нет того огня, который заставляет зрителей неотрывно следить за тобой, не видя больше ничего вокруг.

Я посмотрела на Фафниру, которая уселась в кресло перед зеркалами. В ней оно есть, это пламя — когда дрянь движется под музыку, забываешь обо всем, не в силах отвести от нее взгляд. Еще когда была заморышем, развлекающим сброд в притоне, притягивала к себе внимание.

Почему все так несправедливо? Фафнире, гнилой душонке, мечтающей об одном — пристроить повыгоднее то, что между ног, чтобы всю жизнь потом ничего не делать, талант дан свыше. Но он ей не нужен! Она потонет в удовольствиях, вине, дурмане, сексе, о танцах и не вспомнит. А я могла бы покорить все вершины этого непростого ремесла! Отточить мастерство до совершенства, возродить это искусство!

Мой взгляд встретился в отражении в зеркале с глазами Фафниры. Она с ядовитой усмешкой, с чувством превосходства глядела на меня, прекрасно понимая, что мучит госпожу Рахану, которую мерзавка ненавидит. Я посмотрела на саму себя — искаженное завистью лицо, пылающие злостью и болью глаза, перекошенный рот. Нет уж, такого удовольствия этой гадине не доставлю!

— Мама, мамочка, гляди, какой костюм! — ко мне подбежала дочь. — Ну, мама! — она дернула за мое платье — так сильно, что дорогущая ткань затрещала.

— Ты что творишь?! — сорвалась я. — Порвешь ведь! Ничего не бережешь, вся в отца пошла! — оттолкнув ее, я поспешила уйти, ощущая, как боль рвет душу на части, поливая ядом раны, которые никогда не заживут.

ФАФНИРА

Рахана с такой завистью пялилась на меня, что я аж по креслу, в котором сидела перед зеркалом, растеклась от удовольствия. Ее перекошенная рожа — это нечто! Понимает, что у нее все позади, лучшие времена, когда ей рукоплескал весь дворец, навсегда ушли! Сегодня Люцифер будет любоваться мной, а про эту старуху и не вспомнит! Да и Мулцибер пожалеет, что когда-то бортанул меня, идиот!

Наши взгляды встретились в отражении, и Рахане поневоле пришлось сравнить меня — потрясающе красивую, сияющую изнутри, молодую, полную энергии, с собой — демоницей не первой свежести, на грани разорения, которая и собственному мужу не интересна.

Она побледнела и отвела глаза. К ней подбежала дочь и попыталась привлечь внимание, но мать рявкнула на нее, оттолкнула и быстро ушла. Можно сказать, сбежала.

— Не плачь, Ровена, — я подошла к хныкающей малявке и обняла. — Ты не виновата, просто твоя мама… Она сложная очень, понимаешь?

— Она… она… — всхлипнула девочка, — не любит нас с папой!

— Зато тебя любит тетя Фафнира!

— Правда? — она подняла на меня заплаканные глазенки.

— Ага, — дети такие наивные! — Знаешь, что? Нам нужно кое-что сделать. Твоя мама об этом не знает.

— Почему?

— Потому что иначе не разрешит. Поможешь мне?

— Помогу, — Ровена вытерла слезы и кивнула.

— Тогда иди постой за дверью. — Я подтолкнула ее к выходу. — Если кого-нибудь увидишь, тут же говори, поняла?