Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом (Другой перевод)
Шрифт:
— Отнюдь, ваше великолепие. Прогнать негодяев прочь или велеть их высечь?
Дени поерзала на скамье.
— Я хочу, чтобы люди приходили ко мне без страха. — Некоторые жалобы, конечно же, ложные, но правдивых гораздо больше. Ее драконы не довольствуются больше крысами, кошками и собаками. Чем больше они едят, тем быстрее растут, предупреждал ее сир Барристан, а чем быстрее растут, тем больше едят. Особенно Дрогон: он летает охотиться дальше всех и вполне способен сожрать за день барашка. — Заплати им, Резнак — но отныне все пастухи и владельцы
— Будет исполнено. Ее великолепие королева согласна уплатить вам за утраченный скот, — по-гискарски сообщил Резнак. — Приходите к моим факторам завтра и получите требуемое деньгами или натурой.
Просители выслушали его в угрюмом молчании. Почему эти люди так недовольны? За этим ведь они и пришли. Ничем им, как видно, не угодишь.
Все вышли, только один задержался — коренастый, обветренный, в убогой одежде. Черно-рыжие курчавые волосы подстрижены в кружок над ушами, в руке тряпичный мешок. Он смотрел в пол, точно забыл, что его сюда привело. Этому что еще нужно?
— На колени перед Дейенерис Бурерожденной, — завела Миссандея, — королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых Людей, кхалиси великого травяного моря, Разбивающей Оковы, Матерью Драконов!
Дени встала, подхватив сползший с нее токар.
— Эй ты, с мешком! Подойди, если хочешь говорить с нами.
Глаза у него оказались красными и мокрыми, словно открытые язвы. Сир Барристан вырос рядом с Дени, как белая тень. Человек приближался маленькими шажками, сжимая мешок. Что он, пьян или болен? Под его растрескавшимися желтыми ногтями виднелась грязь.
— С чем ты пришел — с просьбой, с жалобой? Чего ты хочешь от нас?
Человек облизнул запекшиеся губы.
— Я тут принес…
— Что принес? — нетерпеливо спросила Дени. — Горелые кости?
Человек вытряхнул содержимое мешка на пол.
Так и есть: кости. Черные, обгорелые. Длинные кто-то разгрыз, чтобы высосать мозг.
— Это был черный, — порыкивая по-гискарски, сказал человек. — Крылатая тень. Он спустился из поднебесья и…
«Нет, — содрогнулась Дени. — Нет. Нет».
— Ты что, оглох, дурень? — напустился на пастуха Резнак. — Не слышал, что я сказал? Придешь к моим факторам завтра и получишь мзду за свою овцу.
— Резнак, — спокойно вмешался сир Барристан, — придержи язык и открой уши. Это не овечьи кости.
«Верно, не овечьи, — согласилась с ним Дени. — Это кости ребенка».
Джон
Белый волк мчался по черному лесу, вдоль утеса вышиной до самого неба. Луна, продираясь сквозь голые ветки, бежала среди звезд вместе с ним.
— Сноу, — прошептала она.
Волк не ответил. Снег хрустел у него под лапами, ветер вздыхал в деревьях.
Откуда-то издалека его звала стая, брат и сестра. Они тоже охотились. Черного брата поливал дождь, смывая кровь на боку — он завалил громадного козла, и тот пырнул его рогом. Сестра, запрокинув голову, пела песню
— Сноу, — каркнула луна.
Белый волк бежал по человечьей тропе. Вкус крови на языке, в ушах многоголосая волчья песнь. Когда-то их, братьев и сестер, было шестеро; пять слепых щенят скулили в снегу около мертвой матери, выдаивая молоко из затвердевших сосков, только он отполз в сторону. Теперь их четверо живых, и одного белый больше не чует.
— Сноу, — не унималась луна.
Белый волк бежал от нее, стремясь к пещере ночи, где прячется солнце. Его дыхание стыло в воздухе. В ненастные ночи утес черен как камень и грозно нависает над миром, в лунные мерцает льдом, как замерзший ручей. От ветра, дующего с него, не спасает даже косматая шкура, а по ту сторону, где живет серый, пахнущий летом брат, еще холоднее.
— Сноу. — Белый волк оскалился на упавшую с ветки сосульку и ощетинился, видя, как тает вокруг него лес. — Сноу, Сноу, Сноу! — Из мрака, хлопая крыльями, вылетел ворон.
Он сел на грудь Джона Сноу, вцепился в нее когтями и заорал прямо в лицо:
— СНОУ!
— Слышу. — В комнате сумрачно, койка жесткая. Серый свет просачивается сквозь ставни, предвещая еще один тусклый холодный день. — Ты и Мормонта так будил? Убери от меня свои перья. — Выпростав из-под одеяла руку, Джон шуганул ворона. Тот был стар, повидал всякое и совершенно ничего не боялся.
— Сноу, — крикнул он, перелетев на столбик кровати. — Сноу, Сноу.
Джон запустил в него подушкой, но ворон взлетел, а подушка ударилась о стену и порвалась. В этот самый миг Скорбный Эдд Толлетт сунул голову в дверь.
— Прошу прощения, милорд. Подать завтрак?
— Зерно, — одобрил ворон. — Зерно, зерно.
— Жареного ворона и полпинты эля, — поправил Джон. Он так и не привык, что ему прислуживает стюард; давно ли он сам подавал завтрак лорду-командующему Мормонту?
— Три зернышка и один жареный ворон, — повторил Эдд. — У Хобба, милорд, только вареные яйца, черная колбаса да компот из яблок и чернослива. Яблоки вкусные, а чернослив я не ем. Хобб как-то напихал его в курицу вместе с каштанами и морковкой. Поварам доверять нельзя: они суют чернослив туда, где ты совсем не ждешь его встретить.
— Потом. — Завтрак в отличие от Станниса мог подождать. — Ночью у частокола не было происшествий?
— С тех пор, как вы распорядились сторожить сторожей, там все в порядке, милорд.
— Хорошо. — В загоне за Стеной содержалась тысяча пленных — их взяли, когда Станнис Баратеон со своими рыцарями разбил пестрое войско Манса-Разбойника. Там было много женщин, и стражники повадились водить то одну, то другую к себе в постель. Люди короля, люди королевы, черные братья — все хороши. Мужчины остаются мужчинами, а эти одичалые — единственные женщины на многие лиги.