Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом (Другой перевод)
Шрифт:
Один из Сынов Ветра и ему что-то крикнул.
— Не понимаю по-вашему, — сказал Квентин. Он умел читать и писать на классическом валирийском, но разговорной речью почти не владел, да и волантинское яблочко откатилось далеко от валирийского дерева.
— Вестероссцы? — спросил наемник на общем.
— Дорнийцы. Мой хозяин — виноторговец.
— Ты раб? Иди к нам — будешь сам себе господин. Мы научим тебя обращаться с копьем и мечом. Пойдешь в бой с Принцем-Оборванцем и вернешься богаче лорда. Будут тебе и девочки, и мальчики, что захочешь.
Двое других наемников затянули военный марш. Квентин улавливал смысл: Сыны Ветра обещали полететь на восток, убить короля-мясника и поиметь королеву драконов.
— Будь с нами Клотус и Вилл, мы прихватили бы здоровяка и перебили бы всю их честную компанию, — сказал Геррис.
Но Клотуса и Вилла нет больше.
— Не обращай внимания, — посоветовал Квентин. Купец и его приказчик вошли в гостиницу под дразнилки наемников, обзывающих их бабами и трусливыми зайцами.
Здоровяк ждал их в комнатах на втором этаже. Капитан «Жаворонка» отзывался об этой гостинице хорошо, но Квентин все-таки опасался оставлять без присмотра золото и другое добро. В каждом порту есть воры — в Волантисе даже поболее, чем в других.
— Я уж собирался идти искать вас, — сказал, отперев засов, сир Арчибальд Айронвуд. Здоровяком его прозвал кузен Клотус, и было за что: шесть с лишком футов росту, широченные плечи, огромное пузо, ноги как древесные стволы, ручищи как окорока, а шеи, считай, вовсе нет. Из-за перенесенной в детстве болезни у него выпали волосы, и голова, совершенно лысая, напоминала Квентину розовый гладкий валун. — Ну как, наняли корыто? Что контрабандист вам сказал?
— Что готов отвезти нас… в ближнее пекло.
Геррис, сев на кровать, стянул сапоги.
— Дорн с каждым часом кажется мне все милее.
— Предлагаю выбрать дорогу демонов, — сказал Арч. — Может, там не так опасно, как говорят. А если опасно, то тем больше нам будет чести. Кто посмеет нас тронуть? У Дринка меч, у меня молот — такого ни один демон не переварит.
— А что, если Дейенерис умрет, не дождавшись нас? — возразил Квентин. — Нет, надо плыть морем. Пойдем на «Приключении», раз ничего лучше нет.
— Сильно же ты любишь свою Дейенерис, раз готов терпеть эту вонь месяцами, — фыркнул Геррис. — Я, к примеру, дня через три начну молить, чтоб меня прирезали. Нет уж, мой принц, только не «Приключение».
— Можешь предложить что-то другое?
— Могу. Вот только сейчас пришло в голову. Тут есть свой риск, и чести мы себе этим не наживем… но к твоей королеве доберемся быстрее, чем по дороге демонов.
— Поделись, — сказал Квентин.
Джон
Он перечитывал письмо, пока слова не начали расплываться. Нет. Не может он подписать это и не подпишет.
Борясь с желанием сжечь пергамент на месте, он допил остатки эля от прошлого ужина. Придется все-таки подписать. Его выбрали лордом-командующим. Он отвечает за Стену и за Дозор, а Дозор ни на чью сторону не становится.
Джон испытал облегчение, когда Скорбный Эдд Толлетт доложил о приходе Лилли. Письмо мейстера Эйемона он на время отложил в сторону.
— Пусть войдет, и найди мне Сэма. — Джон боялся предстоящего разговора. — После нее я поговорю с ним.
— Он, должно быть, внизу, с книгами. Наш старый септон говаривал, что книги — это слова мертвецов, а я скажу, что лучше б они помолчали. Кому охота их слушать. — Эдд вышел, бормоча что-то о пауках и червях.
Лилли, войдя, тут же хлопнулась на колени. Джон встал из-за стола и поднял ее.
— Не надо этого делать, ведь я не король. — Лилли, хотя и успела родить, казалась ему ребенком — худышка, закутанная в старый плащ Сэма. В этой широченной хламиде поместилось бы еще несколько таких девочек. — Как ребятишки?
— Хорошо, милорд, — застенчиво улыбнулась из-под капюшона Лилли. — Я сперва боялась, что у меня молока на двоих не хватит, но они сосут, и оно прибывает.
— Хочу сказать тебе кое-что… не слишком приятное. — Джон чуть не произнес «хочу тебя попросить», но вовремя удержался.
— Про Манса, милорд? Вель умоляла короля его пощадить. Сказала, что пойдет за любого поклонщика и резать его не станет, только бы Манс жил. Небось, Гремучую Рубашку не трогают! Крастер всегда грозился его убить — пусть, мол, только сунется к замку. Манс и половины того не сделал, что он.
«Да… Манс всего лишь хотел захватить страну, которую поклялся оборонять».
— Манс, присягнув Ночному Дозору, сменил плащ, женился на Далле и объявил себя Королем за Стеной. Его жизнь теперь в руках короля Станниса. Мы будем говорить не о нем, а о мальчике — сыне его и Даллы.
— О малыше? — Голос Лилли дрогнул. — Он-то ведь присяги не нарушал. Спит, кричит, грудь сосет, никому зла не делает. Не дайте ей его сжечь. Спасите его!
— Только ты одна можешь его спасти, Лилли, — сказал Джон и объяснил как.
Другая на ее месте раскричалась бы, стала ругаться, послала бы его в семь преисподних. Другая била бы его по щекам, лягалась, норовила глаза ему выцарапать. Другая отказала бы наотрез.
— Нет, — пролепетала Лилли. — Прошу вас, не надо так.
— Нет! — заорал ворон.
— Если откажешься, ребенка сожгут. Не завтра, не послезавтра, но скоро… как только Мелисандре захочется пробудить дракона, поднять бурю или сотворить еще какое-то колдовство, для которого потребна королевская кровь. Манс к тому времени станет пеплом, вот она и бросит в огонь его сына, а Станнис ни слова не скажет ей поперек. Если не увезешь мальчика, он погибнет.
— Давайте я увезу их обоих — и Даллиного, и своего. — У Лилли по щекам тихо катились слезы — без свечи Джон нипочем не узнал бы, что она плачет. Жены Крастера, как видно, учили своих дочерей плакать в подушку — или уходить подальше от дома, где отцовский кулак не достанет.