Танец с драконами
Шрифт:
— Ладно, как хочешь. — Глаза Болтона при луне казались совершенно пустыми. — Я тебе зла не желаю — ты много для меня сделал.
— Я? — «Это ловушка, — кричало что-то внутри. — Он играет с тобой. Сын — всего лишь тень своего отца, а Рамси постоянно играл на его надеждах». — Что же это, млорд?
— Ты отдал мне Север. Судьба Старков решилась в ту самую ночь, когда ты взял Винтерфелл. — Болтон небрежно махнул бледной рукой. — Все остальное — только свара из-за добычи.
Вот и бревенчатая стена Барроухолла. На четырехугольных башнях видны знамена: дредфортский человек с содранной кожей, боевой топор Сервинов, сосны Толхартов, водяной Мандерли,
Слышно было, как вращаются крылья старой ветряной мельницы. Всадники проехали под воротами на травянистый двор, конюхи выбежали принять лошадей.
— Прошу сюда, — сказал лорд Болтон и пошел к замку, где висели знамена покойного лорда Дастина и его вдовы. В дастиновском гербе леди Барбри — корона над скрещенными секирами — одну четверть занимала золотая конская голова лорда Родрика Рисвелла.
На середине деревянной лестницы, ведущей в чертог, у Вонючки затряслись ноги. Он остановился передохнуть, глядя на зеленые склоны Большого Кургана. Одни говорят, что это могила Первого Короля, правителя Первых Людей, другие — что под этим громадным холмом должен лежать король великанов. Некоторые говорят даже, что холм этот не насыпной, а естественный; если так, то он один такой на плоской, усеянной курганами равнине.
В чертоге, грея руки над углями очага, стояла женщина. Вся в черном, ни золота на ней, ни драгоценностей, но сразу видно — благородная дама. Несмотря на морщинки у глаз и рта, она сохранила свою красоту и держалась прямо. В каштановых волосах, стянутых вдовьим узлом, сквозила сильная проседь.
— А где же мальчик? — спросила она. — Ваш бастард отказался выдать его? Кто этот старик… боги правые, какое зловоние. Он что, обделался?
— Нет, просто побыл у Рамси. Позвольте представить вам, леди Барбри, законного лорда Железных островов, Теона из дома Грейджоев.
«Нет-нет, не произносите этого имени! Рамси услышит и будет мучить меня!»
— Я не того ожидала, — поджала губы хозяйка замка.
— Придется обойтись тем, что есть.
— Что ваш бастард с ним делал?
— Снимал кожу, я полагаю. Пару клочков там и сям, ничего существенного.
— Он в здравом уме?
— Не уверен. Разве это столь важно?
— Млорд, мледи, — не выдержал Вонючка, — вы ошибаетесь. — Он упал на колени, дрожа как лист, по щекам покатились слезы. — Я не он. Переметчивый погиб в Винтерфелле, а я Вонючка, рифма Жучка.
Тирион
На седьмой день пути Пенни, словно пугливый зверек после зимней спячки, выползла наконец из каюты.
Смеркалось. Красный жрец зажег свой костер в большой железной корзине, и команда собралась на молитву.
— Благодарим тебя за солнце, которое нас согревает, — возгласил Мокорро басом, идущим из глубины его массивного торса. — Благодарим за звезды, указывающие нам путь через холодное черное море. — Красный жрец выше лорда Джораха и вдвое толще; алое одеяние по рукавам, подолу и вороту вышито огненным шелком. Кожа черна как смола, волосы белее снега, на лбу и щеках желто-оранжевые наколки. Железный посох ростом с него самого увенчан
Его охрана, пятеро Огненноруких, подхватывали за ним. Пели они на языке Старого Волантиса, но Тирион уже знал эту молитву и суть улавливал. «Храни наш огонь и защити нас от тьмы, ла-ла-ла, освети наш путь и не дай остыть, ночь темна и полна ужасов», — ну и так далее.
Вслух он, само собой, этого не высказывал. Тирион Ланнистер не признает никаких богов, но красному Рглору на этом корабле разумнее выказывать уважение. Сир Джорах снял с Тириона оковы, и карлик совсем не желал снова в них оказаться.
«Селасори Кхорун» — настоящее корыто водоизмещением пятьсот тонн. Глубокая осадка, высокие надстройки на носу и корме, одинокая мачта посередине. Нос украшает деревянный, источенный червями муж; судя по лицу, он страдает запором, под мышкой у него свиток. Столь безобразного судна Тирион еще не встречал, да и команда не лучше. Капитан, пузатый сквернослов с жадными глазками, в кайвассу играет плохо, а проигрывать совсем не умеет. Под началом у него четверо помощников-вольноотпущенников и пятьдесят рабов с носовой фигурой корабля на щеках. Тириона они все кличут Безносым, сколько ни повторяй им, что зовут его Хугор Хилл.
Трое помощников и три четверти команды — рьяные приверженцы Владыки Света, с капитаном все не столь ясно. Он выходит вечером на молитву, но сам не молится. Мокорро, вот кто властвует на борту, — по крайней мере во время этого перехода.
— Владыка Света, благослови раба твоего Мокорро и освети ему путь в темных местах этого мира, — гудел жрец. — Сохрани верного раба твоего Бенерро. Даруй ему мужество, даруй ему мудрость, наполни пламенем его сердце.
Тут-то Тирион и заметил Пенни. Она смотрела на представление с нижней ступеньки крутой деревянной лесенки, ведущей на ют, и видна была только ее голова в капюшоне. Белки глаз блестели при свете костра. Ее сопровождала большая серая собака, служившая ей конем на потешных турнирах.
— Миледи, — тихо позвал Тирион. Леди она, конечно, не была, но ее дурацкое имя ему произносить не хотелось, а как ее еще называть? Девушкой, карлицей?
— Я вас не видела, — вздрогнула она.
— Неудивительно, я ведь так мал.
— Мне… нездоровилось.
«Горе, как видно, замучило».
— Могу я чем-то помочь?
— Нет, — отрезала она и тут же ушла обратно в каюту, которую делила со свиньей и собакой.
Тирион ее не винил. Его присутствие на борту мореходов вполне устраивало, ведь карлики приносят удачу. По голове его трепали так, что того гляди лысина будет, а вот с Пенни все было сложнее. С одной стороны, она карлица, с другой — женщина, а женщина на корабле — дурная примета. На каждого, кто пытался и ее погладить по голове, приходились трое, бормотавших проклятия при каждом ее появлении.
Тирион ей, конечно, как соль на рану. Ее брату отрубили голову вместо него, а он сидит себе и бормочет глупые утешения. На ее месте Тирион ничего бы так не хотел, как скинуть зловредного карлика в море.
Сам он очень ее жалел. Ни она, ни тем более ее брат не заслужили того, что случилось с ними в Волантисе. Перед самым отплытием у нее глаза так распухли от слез, что смотреть было страшно. Как только подняли парус, она заперлась со своими животными у себя, но по ночам все слышали, как она плачет. Вчера один помощник предложил другому выбросить ее за борт, пока она не залила весь корабль, и Тирион не был уверен, что это шутка.