Танец с мертвецом

Пратер Ричард Скотт

Я подошел поближе, чтобы получше разглядеть. Да, это стоило увидеть.

На основании дерева была прикреплена цветная вывеска. Над ней были бамбуковые воротца примерно двух футов шириной и четырех или пяти высотой. Воротца были заперты цепочкой с висячим замком. И, хотите верьте, хотите нет, еще выше, полускрытые тростниковым навесом, были ступеньки, которые вели вверх к кроне баньяна — и к хижине. Я видел ее отсюда — четыре фута в ширину, восемь в длину и шесть или семь в высоту. На стенках покоилась конусообразная крыша. Интересно, живет ли там кто-нибудь?

Я прочел вывеску, которая гласила:

"ХИЖИНА НА ДЕРЕВЕ

Лестница

В

Самый удивительный ресторан в мире,

Рассчитанный на тех, кто любит любовь.

Число мест — 2.

Высоко на гигантском банъяновом дереве вы отведаете

Изысканные блюда, приготовленные лучшими поварами,

И выпьете нектар, который пьют боги, в то время как

На мирских дорогах под вами будут сновать люди.

Для справок, телефон 93-73-77

Спросить: Дона Бичкамера, лично!"

Эта вывеска, эта хижина были для меня самым большим потрясением с той минуты, как я прилетел на Гавайи. Я понятия не имел, кто скрывается под экзотическим именем Дон Бичкамер [12] , никогда с ним не встречался, но парень с таким воображением и с сумасшедшинкой, которых хватило на то, чтобы построить на ветвях дерева в центре Вайкики ресторан на двоих, может смело выставлять свою кандидатуру — я голосую за него.

12

Бичкамер — бродяга, обитающий на берегу моря и собирающий то, что оно выбрасывает на берег (англ.).

Эта хижина напомнила мне об орхидее, поднесенной мне утром официанткой в знак приветствия. Я подумал о Лоане. Что я знал о ней? Пара фотографий да разговор по телефону, но мне казалось, что она — как бы часть всей этой экзотики, в том числе и хижины на баньяновом дереве Дона Бичкамера.

Через три минуты я уже говорил с молодым симпатичным парнем по имени Скип в ресторане «Бора-бора» и заказал на вечер хижину на дереве. При этом я чувствовал себя транжирой и мотом — снять целый дом, вернее, целое дерево, если уж быть точным. Я заплатил вперед; если вдруг Лоана упадет в обморок при виде меня, или не сможет освободиться, или не захочет есть, или ей не понравится ресторан — я поужинаю в роскошном одиночестве, хотя это и будет очень грустно. Скип спросил, на чье имя сделать заказ.

Я вспомнил, как свистнула пуля над моей головой.

— Просто напишите, что буду я и мой друг.

Он что-то записал, даже глазом не моргнув. Еще он спросил, в какое время мы будем ужинать, — очевидно, они действительно подавали там потрясающий ужин, — и я сказал ему, что мы скорее всего приедем после девяти, но до полуночи. Он объяснял мне, что время начала ужина им знать необходимо, чтобы все было к этому моменту готово — птица зажарена, свежий соус готов, мясо замариновано, шампанское заморожено... пока у меня слюнки не потекли.

Господи, подумал я, если Лоана не сможет прийти, я все съем за двоих.

Я шел по торговому центру, впитывая в себя картинки, звуки и запахи. Вдруг в простой открытой мастерской я увидел человека, который что-то вырезал из дерева. Он обтесывал кусок черного дерева небольшим кривым ножом. Вокруг него на полках и на земле были вырезанные из дерева головы, бюсты, животные, всевозможные изделия из дерева, все превосходно выполненное. Я увидел небольшую голову Пана, похожую на голову того Пана, которого Уэбб привез с Гавайев.

Я остановился и поговорил с резчиком. Это был широкоплечий мужчина с крепкими руками и сильным лицом. Глаза его смотрели так, словно он уже вкусил всех тайн и прелестей мира. Неожиданно я понял, что у Пана было его лицо, что за модель для скульптуры он брал себя. Именно этот человек и был мне нужен.

— А, Пан, — сказал он, держа неподвижно в руках свою поделку, — я продал его одному... не помню его имени.

— Уэбли Олден. Примерно шесть футов три дюйма, худощавый, лет тридцати восьми.

— Да. — Резчик кивнул. — Интересное лицо. Я рад, что именно он купил Пана. Он, а не кто-нибудь другой. Он не похож на других. — Он как-то странно улыбнулся. — Я вообще не хотел эту фигуру продавать. Я в него вложил слишком много себя.

Я подумал об обугленных, неузнаваемых остатках Пана.

— Человек, купивший вашу работу, мертв, — сказал я. — Его убили.

Он впервые пошевелился, отложил свою работу.

— Извините, — сказал он, взглянув пристально на меня. — Вы поэтому сюда и приехали?

— Да. Когда он покупал Пана, с ним был кто-нибудь?

— Женщина.

Я почувствовал легкую дрожь. Показал ему фотокарточки. Уэбба он узнал сразу, на остальные долго смотрел, а потом покачал головой:

— Нет. Не могу сказать. Я помню... общее впечатление. Но этого недостаточно, это вам не может помочь.

— Расскажите мне, что можете. Что вы помните? Он подумал:

— Высокая, весьма высокая. Прекрасная фигура, превосходная. — Несколько секунд молчал. — Черные волосы. Остального не помню. Глаза, возможно, темные, а может быть, карие... или голубые. Я не уверен. Но она была прекрасна.

— Она была полинезийка или гавайка?

— Понятия не имею, не помню.

— Как вы думаете, если вы увидите ее не на фотографии, а в натуре, вы ее узнаете?

— Трудно сказать. Здесь столько народа проходит. Может быть, узнаю, а может, нет — не знаю.

Я поблагодарил его, сказал, что, возможно, еще побеспокою его, и ушел. Я уже было собрался зайти куда-нибудь выпить и дать отдохнуть ногам, как вдруг вспомнил обещание, данное доктору Полу Энсону, — купить пару юбочек для хулы. Наведя справки в нескольких местах, я наконец нашел маленькую лавочку, где продавали ювелирные изделия, саронги, платья муумуу и тайлеры для чайной церемонии. У них были юбочки из «травы».