Танго нуэво
Шрифт:
Отравить его? Чтобы два дня с горшка не слезал? Или сразу до смерти?
Феола раздумывала над этим вопросом недолго, вернулся Амадо.
– Через полчаса сюда приедет сеньорита. Висента Анна Дельрио. Вот она нам поможет.
– Кто это такая? – тут же уточнила Феола.
– Совершенно замечательная девушка, – Амадо так улыбнулся, что Феолу обуяла ревность. Но ненадолго, потому что следователь продолжил: – У моей… родственницы в магазине подрабатывает юноша по имени Хуан Валерио Дельрио. И сестренка Висента ему частенько
– А она за себя постоять сумеет, если что? – подозрительно уточнила Феола.
– Мне будет жаль тех, кто окажется рядом с ней, – Амадо улыбался откровенно хулигански. – Висента детство провела в трущобах, брат ее кое-чему поучил… если и не убьет, то покалечит – любого!
– А не разболтает?
Амадо пожал плечами.
– Если бы речь шла о длительном времени, я бы беспокоился. Но что-то мне подсказывает, что все должно решиться ДО коронации.
Феола думала точно так же. И потому тряхнула головой.
– Согласна. Только вот…
– Вот?
– С Веласкесами вы, наверное, договоритесь.
– Постараюсь.
– А Мерче куда на это время?
Амадо и не подумал колебаться.
– А Мерседес это время поживет у тана Мальдонадо.
– ЧТО?!
– Ты не…
Мерседес была громче, тан Мальдонадо конкретнее в своем диагнозе. Амадо посмотрел удивленно.
– А что такого? Тан, вы мне можете поклясться, что не подвергнете сеньориту опасности?
– Н-ну….
– И не станете покушаться на ее честь?
– Могу.
– Вот. Сеньорита, а вы мне поклянетесь, что не станете покушаться на тана Мальдонадо?
– Риалон, я тебя…
– Не получится. Я пока нужен и важен, – парировал Амадо. – И потом тоже, – его разобрало дурное веселье, но мужчина старался сдерживаться, как мог. Увы… Феола переливала ему свою силу. И между энергией семнадцатилетней девушки – и тридцатипятилетнего мужчины есть определенная разница. Этого они не учли, а вот последствия все равно получились. – Что вы так на меня смотрите? Это единственное место, где сеньориту не станут искать. Это же понятно!
– Хм… Риалон, у меня холостяцкий дом, – нахмурился Мальдонадо.
– У похитителей будет намного печальнее, чем у вас, – парировал Риалон. – Сеньорита потерпит ради собственной безопасности. Кровать у вас найдется? Свободная?
– Найдется. Но…
– Вот и все. Чего тут размышлять? Сейчас приедет Висента, поменяется одеждой с Мерседес – и сеньорита Веласкес уедет. А две другие девушки поедут домой к Веласкесам. И ритана Феола, случись что, сможет защищать младших… кто там? Хавьер? Гонсало?
– Хавьер Николас и Гонсало Самуэль, – Мерседес осознала, что опасность может грозить и ее братьям, и побледнела. – Фи… прошу тебя! Умоляю!
Что поделать.
Мединцы…
Девушка этого не осознавала, для нее все было в порядке вещей. Но угроза близким… вот это тоже было у мединцев в крови.
Свой – чужой.
Свои – по крови ли, по духу, они заслуживают полного и абсолютного доверия.
Чужие? К ним надо относиться равнодушно. Может, завтра Богиня кого-то из них пожелает в качестве закуски… что ж теперь – бутерброд любить? Любить, но не как одушевленный предмет, понятно. А если так относишься, то и о чувствах других людей тоже не думаешь. И про их судьбы тоже… зачем?
Раньше ближним кругом Мерседес, своими без оговорок, были мать и отец, Гонсало и Хавьер, бабушка и дедушка.
Всё.
Наталия Арандо, кстати, в этом списке не значилась. А зачем? Она ведь просто есть. Она Мерче не любит, она не своя.
Сейчас круг сначала уменьшился – умер отец, неясно, что будет с матерью. Потом – расширился. Тереса и Феола. Тан Мальдонадо.
Они уже свои. Они почти родные… Мерседес доверяла им безоговорочно.
На шаг дальше от привычного круга стояли тан Риалон и сеньор Агирре. Не свои, нет. Но ведь и не чужие уже! Учитель чужим не будет при всем желании.
А тан Риалон – он защищает. Пусть по должности, по обязанности, но ведь это можно выполнять по-разному.
Можно ловить на Мерседес, как на живца. Он бы мог, Мерседес не была глупой, она это все понимала. А можно вот так.
Ее спрятать, подставить кого-то другого, попросить Феолу позаботиться о мальчиках… мало?
Очень много, если кто понимает. Так что тан Риалон уже не чужой. А насколько он будет своим?
Время покажет.
Лоуренсио в отчаянии смотрел на полученную им записку.
Тан!
Есля вы не дадити мине исчо денек, я все раскажу газетчекам.
С вас исчо сто реалов.
Оставете там же.
Будите таргаваться – раскажу сразу!