Танго втроем
Шрифт:
— Да, будем работать в таком режиме. Не исключено, что одной беседой не ограничиться, но все, что здесь происходит, повторюсь, отчасти в ваших же интересах.
— Ну что ж, — обреченно вздохнула Розанова. — Задавайте вопросы.
…Примерно через сорок минут доктор Ланге отключил микрофон.
— Эта девица — далеко не простушка. Обратите внимание, она уклоняется от прямых ответов, забалтывает. Строит из себя наивную. Думаю, при таком сценарии мы ее не расколем.
— Предлагаю вариант «экстренного потрошения», — выдал реплику Бруно Вальден.
— Успеется.
Ланге вновь включил микрофон.
— Елена Владимировна, вернемся к тетрадям,
— Я их только бегло просмотрела. Там нет ничего серьезного. Протоколы заседания Комиссии по поискам музейных ценностей… Словом, ничего примечательного.
— Гм… А как насчет тайников? Ваш отец собрал уникальную информацию. Вы же не хотите, чтобы все дело его жизни, все его труды пропали даром?
Розанова ощутила противную сухость во рту. Еще один прокол. Одна из тетрадей содержала записи шифрованного характера, если бы они и вправду держали в руках бумаги Розанова, то об этом обстоятельстве не преминули бы сообщить… И какой, к черту, тайник? Нет больше никаких тайников, во всяком случае, ей о существовании таковых ничего не известно.
Ее мозг в эти мгновения трудился с предельной нагрузкой. А что, если… Стоп, это идея! Еще несколько секунд потратить, чтобы обмозговать все как следует… Она оказалась в роли утопающего, который хватается за соломинку, а эти двое, вольно или невольно, подыграл и ей.
Домовладение в Дачном! Это и есть та самая соломинка. Ведь ее сейчас наверняка ищут! Тот же Тягачев, к примеру, знает о существовании объекта, так неужели милиция не нагрянет туда? А может, и людей оставят там караулить?
Других вариантов, кажется, нет. Но надо что-то делать. Потому как эти люди явно не те, за кого пытаются себя выдавать.
Она сделала вид, что колеблется.
— Ну, не знаю… Могу ли я вам довериться? Но без меня тайник вам не обнаружить, он совсем крохотный, там хранятся микрофильмы.
— Где он находится? — среди металлических ноток явственно прозвучал живой интерес. — Здесь, в городе?
— В Дачном. Но мне нужно на месте самой осмотреться, сколько времени уже прошло…
— Как стемнеет, отправитесь в Дачный, — напутствовал блондина доктор Ланге. — Продумайте способ транспортировки. С собой возьмете, впрочем, вам решать… Но много людей не берите, достаточно будет двух-трех. Нам очень важно заполучить тайный архив Розанова, если, конечно, таковой существует. Тогда мы сможем определить, какого рода сведения могли оказаться при посредстве Белицкого в Москве… Следы последнего, кстати, обнаружить не удалось, как сквозь землю провалился, это настораживает… Мы имеем доступ в информационную базу МВД, но там ничего интересного для нас в данной ситуации не содержится… Если выяснится, что девица блефует, переправите ее по соседству, на наш объект.
— На третий участок «водоканала»?
— Верно. И уж тогда мы устроим ей… экстренное потрошение.
Он задумался на короткое время.
— И вот еще что. Из местных возьмете особой Селивестрова. Обратно он не должен вернуться, вы понимаете? Блондин чуть заметно кивнул.
— Все… С наступлением позднего вечера действуйте!
Глава 7
На этот раз не пришлось особо мудрить: Ломакин, как выяснилось, даже не удосужился запереть дверь изнутри. Да и с какой стати ему запираться на все замки, ежели его «гнездышко» охраняют два здоровенных «полкана»? Кого и чего, спрашивается, ему здесь бояться?
Войдя внутрь, Бушмин тут же прикрыл за собой дверь. Оба окна были плотно занавешены, мягкий рассеянный свет настенного бра создает атмосферу особого интима. Дополняет ее проникновенный голос шансонье, доносящийся откуда-то из невидимых динамиков. В золотистых сумерках, окрашенных в тот же цвет, что и два янтарных панно, украшающих стены кабинета, витает смешанный запах мужского и женского парфюма.
Картинка, представшая очам Бушмина, выглядела весьма и весьма живописно. Вадим Петрович Ломакин, хозяин апартаментов, обосновался в мягком кожаном кресле. Пара ассистентов успела его частично разоблачить: он был без пиджака, рубашка на груди расстегнута, брюки приспущены ниже колен. В правой руке, которую он держит чуть на излете, покоится бокал, на донышке которого плещется янтарного цвета жидкость. Судя по едва початой бутылке, которая находится здесь же, под рукой, на низком, с гнутыми ножками столике, Вадим Петрович смакует выдержанный «Мартель» — галльский напиток, надо полагать, выбран в тон музыкальной теме шансона.
Голова откинута назад, мышцы лица расслаблены, глаза заплюшены — релакс, как выражается современная продвинутая молодежь. Полная расслабуха.
Подле Ломакина, вернее, у самых его ног, пристроилась «хозяйка», она же администратор «Арт-галереи», стильная брюнетка лет двадцати трех, рослая, на полголовы выше художника, с незаурядными внешними данными, подкорректированными к тому же регулярными посещениями фитнесс-клуба. Из одежды на ней были лишь узенькие полупрозрачные трусики, составлявшие полностью открытыми тугие аппетитные ягодицы. Острые грудки равномерно подрагивали в такт ее выверенным расчетливым движениям. А занималась девушка Роза в точности тем же, что сделало Монику Левински знаменитостью вселенского масштаба, причем, судя по отточенной технике, она в этих делах понимала толк.
Юный друг Ломакина, состоящий при нем то ли в должности секретаря, то ли в качестве подающего надежды ученика, который нуждается в плотной опеке со стороны мэтра, без дела тоже не оставался. Парнишка, а на вид ему вряд ли было больше двадцати, был хрупкого сложения и так же невелик росточком, как и Вадим Петрович. Обнаженный до пояса, он стоял позади развалившегося в кресле Ломакина, массируя своими худыми нервными пальцами шею и предплечья находящегося под глубоким кайфом художника. Губы капризно поджаты, глаза ревниво следят за тем, как Роза, умело пуская в ход наманикюренные пальчики, упругие губки и острый порхающий язычок, настраивает чуткий инструмент маэстро на мажорный лад.
Шансон, «Мартель» и французская любовь — наверное, так бы назвал эту идиллическую картинку сам Вадим Ломакин. Что же касается Бушмина, то он был далек от подобных изысков и потому посчитал данное действо заурядным блядством.
— Вы, двое, а ну-ка марш в ванную комнату!! — гаркнул Бушмин. — Бегом, кому сказано?!
Только сейчас, кажется, они соизволили заметить, что их полку прибыло. Парнишка изрядно трухнул, даже присел от испуга, как зайчишка, готовый в любую секунду дать стрекача. Роза от изумления выпустила изо рта ценную добычу, уставившись широко распахнутыми глазами на застывшего у порога человека, при этом ладошка ее чисто механически продолжала оглаживать хрупкий и капризный инструмент. Что же касается Ломакина, то его реакция оказалась вполне предсказуемой.