Танк "Клим Ворошилов-2". Ради жизни на Земле
Шрифт:
— Суворов был прежде всего великим русским полководцем, бившим всех врагов России. А что он не был марксистом, так время такое было. Но наши сегодняшние действия очень даже логичны, если подумать.
— Вы полагаете, товарищ полковник? — спросил, оторвавшись от бумаг, Сергеев.
Но вместо Иванова ему ответил Кузьмин:
— Точно. Как это я сразу не сообразил. Немцы примерно оценили наши потери и наверняка нашей активности не ждут. Нам же выгодно их атаковать, иначе они могут сами попытаться в наступление перейти…
— Вот, правильно мыслите, товарищ старший лейтенант! — ободрительно восклицает Иванов: — Тэк-с, вот у нас и готовый начштаба есть, — вызвав смущено-радостную улыбку Кузьмина, добавляет он и, повернувшись к Сергееву, поясняет: — Немцев надо всего лишь сковать и ошеломить. Пусть гадают, что мы хотим сделать. Так что особо не геройствуй и своим
— Есть! Пошел, — откозыряв, Сергей Олегович захватил бумаги и вышел из штабной палатки.
Через некоторое время из нее вышло и несколько штабных офицеров, направившихся к артиллеристам и в понемногу сосредотачивающийся в тылу разведывательный батальон стрелкового корпуса. Шла старательная подготовка к бою.
Пока же немецкая и советская артиллерия вела беспокоящий огонь, стараясь нащупать огневые позиции и войска, играя в смертельную игру «кто кого». Но вот наступил тот самый предутренний момент, который называется в Китае «часом быка», а у моряков — «собачьей вахтой». Время когда у самых стойких часовых глаза смыкаются сами собой, а сидящие у пулеметов номера дремлют, иногда даже с раскрытыми глазами и не осознавая этого.
В этот час на берегу возникло смутное, слабо различимое глазом шевеление, затем притихшая было русская артиллерия начала обстрел выявленных целей и в предрассветной полумгле вслед за огневым валом артиллерии, прикрываясь броней маленьких, юрких танков в районе брода поднялись в атаку мотострелки. Немцы, похоже ожидали чего-то подобного, после короткой заминки они открывают ураганный огонь по атакующим, одновременно стараясь подавить ведущую огонь советскую артиллерию. Атака захлебывается, русские осторожно вытаскивают из воды один подбитый танк, бешено обстреливаемые немцами. Практичесик по тому же сценарию отбита и атака разведбатальона пехоты, пустившего вперед плавающие танки Т-40. Однако все эти волнующие события настолько привлекают внимание немецких наблюдателей, что они не обращают внимания на плывущие по реке комья веток и обломки дерева, а вот внимательный наблюдатель заметил бы, что появились они еще до начала атаки и сейчас как-то странно перемещались в одну сторону, к занятому немцами берегу. Именно поэтому внезапно появившиеся словно из-под земли полуголые мокрые русские с ножами, пистолетами и гранатами, одним мгновенным броском оказываются в первой траншее. Одновременно снова атакуют, переправляясь по броду и несколько севернее его, остальные советские войска. В первой и второй траншеях кипят рукопашные схватки, в лучах рассвета мелькают отблески на ножевидных штыках немецких «маузеров» и советских «светок», трещат очереди пистолетов-пулеметов, грохочут взрывы ручных гранат, визжат, разрезая воздух и впиваясь в попавшиеся на траектории тела, осколки.
У одной из траншей командовавший атакой Сергей Олегович увидел неспешно и основательно устраивавшего и маскировавшего «лежку» снайпера.
— Это что такое? Семен Данилович, вы как здесь оказались?
— Однако товарищ старший лейтенант, воюю. Приказал комвзвода в тылу оставаться, но я его уговорил. Как я могу оттуда фашистов уничтожать, сам подумай. А так я еще несколько этих зверей убил.
— Черт побери! Антонов! Хотя… ладно. Смотрите Семен Данилович, мы в любое время можем отступить. Не хотелось бы, чтобы вы отстали или к немцам в плен попали.
— Не бойся, товарищ командир, я тут еще одну тропинку нашел, рядом с основным бродом. Если что, уйду незаметно.
От разговора с Номоконовым Сергеева отвлекает очередная немецкая контратака. Ее отбивают огнем из окопов при поддержке артиллерии из-за реки. «Теперь бы только день простоять и до ночи продержаться»,— думает Сергеев, замечая, что немцы атакуют все большими и большими силами. Похоже, плацдарм за рекой здорово им мешает, тем более что части корпусных разведчиков и мотострелков удается зацепиться за окопы на горе.
9 июля 1942 г. г. Москва.
Попыхивая стравливаемым паром и время от времени давая короткие гудки, паровоз аккуратно остановил состав у перрона Павелецкого вокзала. Не успели вагоны окончательно остановиться, как на перрон из третьего, пассажирского вагона, резко выделяющегося на фоне обычных, «сорок человечков иль восемь лошадей», грузовых вагонов, соскочил высокий молодой капитан, с недавно введенными знаками самоходчика в танковых петлицах. Он быстро осмотрел перрон и, заметив в стороне явно кого-то дожидающихся сержанта ГБ и рядового, быстрой упругой походкой направился к ним. Тем временем состав успокоенно замер и на перрон из того же вагона вышла целая компания командиров РККА в повседневной форме, несущих командирские чемоданчики и сидоры с вещами. Всеобщее внимание привлекли отнюдь не эти, с началом войны привычные для железнодорожников и редких гражданских пассажиров персонажи, а сопровождающий одного из этой группы большой необычный пес густо-черного окраса. Спокойно и невозмутимо спрыгнув на перрон и отряхнувшись, он неторопливо порысил слева от хозяина, привычно поводя ушами и внюхиваясь в окружающее.
Капитан, успевший переговорить с энкаведешниками, подозвал группу командиров к себе и, обойдя здание вокзала, они разместились в трех присланных «эмках».
Кавалькада машин, крутанувшись по узким улицам, выехала к гостинице «Москва». Здесь все четверо, заселились в благоустроенный, можно даже сказать люксовый, номер, вид которого портило только слишком большое для такого ранга количество кроватей. Впрочем, для фронтовиков и такие апартаменты казались верхом комфорта. Для людей, привыкших спать на лавках, в кузове автомашины или на боеукладке танка, выспаться в нормальной постели, приняв душ — это все равно, что попасть в рай. Тем более что сержант-сопровождающий сообщил, что их ждут в НКВД только завтра, а в ГАБТУ уже после встречи в НКВД.
Принимая душ, Андрей все время пытался сложить имеющиеся факты, чтобы понять какое отношение имеют НКВД к его корпусу и почему их вначале ждут именно у Меркулова, но так ничего не смог придумать. Интуиция помалкивала, но встреча с первым заместителем наркома внутренних дел — явно не просто так.
Отдохнув с дороги, все дружно решили прогуляться по городу. Стонис, часто посещавший Москву до войны, устроил для друзей экскурсию по городу. Прокатившись на метро, основу которого составляла всего три коротких линии «Сокольники-Парк Культуры», «Курская-Киевская», «Площадь Свердлова-Сокол», а билет стоил всего тридцать копеек, они вышли на поверхность в районе Чистых прудов. Пройдясь по посыпанном мелкой кирпичной крошкой аллеям, дошли до самих прудов и несколько минут с увлечением кормили крошками купленной по дороге булки лебедей. Проголодавшись, все потребовали от Стониса отвести их куда-нибудь пообедать. Поколебавшись, Стонис предложил попробовать съездить к Охотному ряду. Забрались на остановке в старенький, дребезжащий трамвай номер двадцать два и всей компанией встали на задней площадке. Кондуктор, пожилая, полноватая женщина в потрепанной одежде, посмотрела на них и сказала, что товарищи военные ездят бесплатно, а вот за собаку придется заплатить. Ехали недолго, старенький вагон, который Андрей про себя назвал «аннушкой», уж очень он напоминал трамвай, виденный им в фильме «Мастер и Маргарита», бодро домчал их до нужной остановки. Вышли на углу и спокойно прошлись до дома номер 10. Около него стояло несколько такси, как и положено— с шашечками на боку и раскрашенным фонарем на крыше, только не привычные по застойным годам «волги», а М-1 или «эмки». Стонис остановился и смотрел на открывшуюся перед ним картину с явной ностальгией.
— Что, напомнило что-то? — спросил Андрей
— Та, этту столовую таксисты еще до войны облюбовали. Конечно, машин тогда здесь побольше бывало. А мне… приходилось по делам здесь бывать. С девушкой потом сютта ходили, — и Стонис, помрачнев, замолчал и пошел вперед, к дверям с вывеской «Столовая» над ними.
Войдя, Андрей с удивлением обнаружил практически ресторанный зал, тесновато заставленный столиками, укрытыми белыми скатертями, со стоящей в углу, у окна, огромной кадкой. Из кадки вверх тянулась, разбросив листья, пальма. Рядом с ней стоял столик, за которым обедали несколько человек, видимо водители тех самых эмок. Еще несколько одиночек сидело в противоположном углу. Народу было немного, и стояла на столах самая простая еда.
Выбрав столик, расселись. Ленг привычно сел на пол, рядом с Андреем и прислонился мордой к его плечу. Колодяжный с удивлением посмотрел на стоящие на столе солонку и горчицу, вздохнул и отметил вслух: — Как до войны.
Официантку ждали недолго, минуты три. Она вначале неодобрительно глянула на Ленга, но тот так умильно смотрел на нее и соседний столик с едой, что она улыбнулась и попросила «товарищей командиров» заказывать. Заказали обед. Андрей покосился на Ленга и к заказу прибавилась тройная порция гуляша с гречкой. Цены немного удивили всех, но официантка объяснила, что теперь все столовые торгуют с двухсотпроцентной наценкой. Деньги у всех были, поэтому решили все же пообедать тут. Обедали недолго, по-фронтовому и уже через пятнадцать минут, закурив, не торопясь шли по улице. Прогуливались почти до темноты.