Таня Гроттер и колодец Посейдона
Шрифт:
Жикин проводил ее задумчивым взглядом.
– Блин, злопамятность какая! Ну не хотел я тогда на свидание опаздывать. Случайно так вышло! – буркнул он.
Тренировка была просто чудовищно сложной. Соловей принадлежал к той породе беспокойных тренеров, которые пребывают в состоянии вечного эксперимента так же, как иные лопухоиды находятся в состоянии непрерывного гриппа. Он разбил команду на тактические пары и заставил выполнять сложные фигуры, отдавая пас в высшей, непредсказуемой для противника точке траектории. Сначала ни у кого ничего не получалось.
Сердитому Демьяну Горьянову, которого Соловей по туманным для Тани причинам назначил ей в напарники, всякий раз приходилось гнаться за ускользнувшим мячом непонятно куда.
– Гроттер, ты вообще в состоянии хоть куда-нибудь попасть? Тебе очки выписать? Ты не стесняйся, скажи! – вопил Горьянов.
Под конец Таня сообразила, что делает ошибку, пытаясь бросить мяч. В высшей точке траектории мяч следовало просто ронять, придавая ему направление и добавляя заклинание заговоренного паса.
– Труллис-запуллис! – шепнула она и, проверяя свое предположение, совсем без силы пустила пламягасительный мяч в направлении Горьянова.
Попала она или нет, она не видела. Таня только осознала, что мяч куда-то просвистел, а в следующую секунду ей уже пришлось выходить из виража. Когда небо с землей вновь послушно встали на свои места, Таня обнаружила, что Горьянова в воздухе нет. Удивленная, она снизилась. Демьян, зеленый от злости, медленно покачивался на платке-парашюте, а из песка надгробным памятником торчала труба его пылесоса.
– Ну как тебе пас? – подлетая, спросила Таня у Горьянова.
Демьян молча отвернулся, а вскоре, откопав пылесос, попросил Соловья больше не ставить его в пару с этой психованной.
– А с кем тебя поставить? Хочешь с Феклищевой? – с издевкой предложил Соловей.
– Только не с Машкой! У нее крокодил какой-то неадекватный. Я ему не нравлюсь! Лучше уж с Лотковой! – с мечтательным блеском в глазах сказал Горьянов.
– Ага. Чтоб у нее русалочья чешуя в пылесосе протухла! Горьянов, держись от Катьки подальше, если не хочешь, чтобы твоя фамилия стала говорящей! – заявил Баб-Ягун.
– Ой, как страшно! У меня коленки от страха стучат! – сказал Горьянов, однако к идее работать в паре с Лотковой больше не возвращался.
Завершилась тренировка небольшой игрой – старая команда Тибидохса сражалась против новой. Играли по упрощенным правилам. Каждый мяч засчитывали по одному очку, а магия мячей была сильно ослаблена из опасения повредить молодым драконам. Чтобы хоть как-то уравновесить силы, Соловей отдал старой команде бестолкового Ртутного, глотавшего мячи просто от жадности, воротами же юношеской сделал сообразительного Искристого.
Примерно через час матч завершился со счетом три : два в пользу более опытной команды. Мячи в пасть Искристому забросили Семь-Пень-Дыр, Таня и Жора Жикин. Жикин, в кои-то веки сам забивший, гордился этим до чрезвычайности – так, что забыл развернуть швабру и едва не впечатался в магическую защиту поля. Кое-как усидев, он бросил быстрый взгляд на трибуны, проверяя, не просмотрели ли его поклонницы столь блистательный момент. Поклонницы, в очередной раз убедившиеся в величии своего кумира, прыгали и вертелись на скамейках, точно покусанные оводами. Некоторые на радостях обнимались. Другие хохотали. Одна рыдала в голос. Правда, вскоре выяснилось, что причина слез была иной. Проглотивший мяч Искристый напомнил впечатлительной девушке ее сиамского котика, который точно так же четыре года назад подавился хвостом от селедки.
Из двух мячей, заброшенных юношеской сборной, лишь один был красивым. Его провел одиннадцатилетний Боря Горлопуз, стремительным рывком обыгравший защиту. Второй мяч голодный Ртутный проглотил по недоразумению вместе с Лизой Зализиной, игравшей в его же команде. Что касается самой Лизы, то она в этот момент изрыгала проклятия «родненькой Танечке» и смотрела в другую сторону.
Матч закончился. Все спустились и, сложив магические инструменты, обступили тренера. Они ожидали, что, как это обычно бывает, начнется разбор. Однако Соловей даже не стал ругать тех, кто сегодня играл из рук вон плохо. Вместо этого он с загадочным видом молчал, наблюдая за джиннами, которые загоняли в ангары сыновей Гоярына.
– Не расходитесь! У меня для вас сообщение, самое идиотское сообщение из всех, которые мне приходилось в последнее время делать! – ворчливо сказал Соловей, когда ворота ангаров наконец захлопнулись за Ртутным и Искристым.
Баб-Ягун толкнул Таню локтем.
– Через двадцать семь дней назначен матч-реванш с невидимками, к которому мы готовы точно так же, как курица готова к трансатлантическому перелету. Это раз. И два. Как бы ни закончился матч, через две недели после него Таня Гроттер и Баб-Ягун отправляются в Магфорд, – сердито продолжал тренер.
– С какой это радости? Почему они, а не я? – ревниво спросил Семь-Пень-Дыр.
Соловей с хладнокровием пропустил его вопрос мимо ушей.
– Целый месяц Таня и Ягун будут жить и тренироваться вместе с командой Магфорда, а затем в ее составе примут участие в матче со сборной мира. Все решения принимались на Лысой Горе, в спорткомитете. Вчера туда вызывали Сарданапала. Его и меня поставили перед фактом.
– Но ведь сборная мира она уже… того… в Потустороннем мире? – суеверно спросила неопытная Маша Феклищева.
– Сборная мира того? Это сборная вечности того!.. Улавливаешь разницу? А сборная мира она не того, а очень даже сего! – захохотал Семь-Пень-Дыр.
– Спасибо, что объяснил, старичок! С меня проценты с копеечки, и можешь оставить себе всю сдачу! – отвечала ему языкастая Маша.
Таня поспешно соображала. В первую секунду, когда она услышала свое имя, ей почудилось, что она сорвалась с контрабаса во время мгновенного перевертона и теперь падает неизвестно куда, без всякой надежды нашарить платок-парашют или произнести Чебурыхнус парашютис форте .