Тар-Айимский Кранг

Фостер Алан Дин

Флинкс не знал, что их ждет внутри. С тех пор как открылись огромные двери, он последовательно просканировал все, но не смог засечь ничего думающего. И он сетовал на свой чисто боковой обзор из краулера.

Сверху до него донесся голос Малайки. Он был странно приглушенным.

– Катика, все там. Ата, открой шлюз. Здесь есть воздух, и он пригоден для дыхания, также есть свет и нет ветра, и сам не знаю, верить этому или нет, хотя мой моджичо говорит мне… но чем раньше вы это увидите…

Дальнейших приказов им не требовалось. Даже Сиссиф пришла в волнение. Ата пробралась к небольшому

пассажирскому шлюзу, и они смотрели, как она отключает тройную систему блокировки. Тяжелая дверца сама распахнулась наружу. Металлический трап выдвинулся до соприкосновения с полом, пожужжал, когда установил твердый контакт, и отключился.

Флинкс вышел первым, следом за ним Ата, двое ученых, Малайка, Сиссиф и, наконец, Вульф. Все стояли совершенно молча, обозревая раскинувшуюся перед ними панораму.

Интерьер здания был полым. Описать его можно было только так. Где-то наверху, знал Флинкс, эти стены соединялись с потолком, но как он ни напрягал зрение, все равно не мог разглядеть его. Здание было таким огромным, что, несмотря на превосходную циркуляцию, внутри образовались облака. Четыре гигантских плиты стен подавляли его, но в открытом пространстве такой величины клаустрофобия невозможна. По сравнению с вечным воем ветра и шуршанием пыли снаружи, полная тишина внутри здания наводила на мысли о соборе.

Свет, будучи предназначенным не для челанксийских глаз, являлся целиком искусственным. Он был слегка голубовато-зеленым. Он был также более тусклым, чем они предпочли бы. Синий от природы хитин философа выглядел в нем хорошо, но остальных он делал на вид слегка рыбообразными. Тусклое освещение не столько препятствовало обзору, сколько заставляло вещи казаться расплывчатыми, словно их рассматривали сквозь не совсем прозрачное стекло. Температура тут стояла умеренная, даже несколько жарковатая.

Краулер остановился, потому что дальше ехать он не мог. Оттуда, где они стояли, тянулись ряды за рядами какие-то сидения или кресла. Здание представляло собой колоссальный амфитеатр. Ряды тянулись без перерывов вплоть до противоположной стены строения. Там они кончались у подножия… чего-то.

Он бросил вдаль всего один взгляд и рискнул быстро прозондировать других. Малайка оценивающе оглядывал амфитеатр, Вульф с обычным для него безразличным выражением лица брал пробу воздуха прибором на поясе. Сиссиф крепко прижалась к Малайке, с тревогой оглядываясь в беспокойном безмолвии. Лицо Аты носило то же выражение осторожного наблюдения, что и у рослого торговца.

Двое ученых находились в состоянии, настолько близком к нирване, насколько это вообще возможно для ученых. Мысли их двигались так быстро, что Флинксу оказалось трудно даже ощутить их. Они уставились на сооружение в противоположном конце огромного помещения. Для них поиск оправдал себя, даже если они не знали, что именно нашли. Цзе-Мэллори выбрал этот миг, чтобы шагнуть вперед, а за ним Трузензюзекс. Остальные тронулись гуськом за учеными по центральному проходу между сиденьями.

Прогулка оказалась не очень утомительной, но Флинкс был благодарен за возможность отдохнуть в конце ее. Он сел на край возвышенного помоста. Он мог бы занять одно из сидений внизу, но они никак не подходили по очертаниям

к человеческой физиологии и были несомненно такими же неудобными, как и выглядели.

На помост, где он сидел, вела большая лестница. На противоположном конце его безупречный купол из стекла или пластика накрывал единственную безыскусную кушетку. Со стороны зрительного зала в купол вел большой овальный дверной проем. Он возвышался на добрый метр над самым рослым членом экспедиции и был намного шире, чем потребовалось бы даже дородному Малайке. Само ложе имело легкий наклон в сторону амфитеатра. Его возвышенный конец частично накрывал купол поменьше, походивший по виду на стакан для бренди. От него и из-под кушетки шли к машине толстые кабели и провода.

Сама "машина" возвышалась над ними на сотню метров и шла вдоль всей стены зрительного зала. Многое в машине оставалось скрытым, но Флинкс видел циферблаты и кнопки, отражавшие свет, сочившийся из-за полуоткрытых пластин. Те, что он смог различить, были спроектированы явно без мысли о человеческих и транксийских конечностях.

С верха тусклого металлического покрытия машины к невидимому отсюда потолку тянулось бесчисленное множество разноцветных труб. Лазурные, персиковые, голубые, розовые, бело-желтые, как слоновая кость, пурпурные, желто-зеленые, оранжевые, светло-черные, дымчатые, бело-золотые, ярко-зеленые… – всех вообразимых оттенков и тонов. Некоторые не превышали в диаметре нескольких сантиметров, другие выглядели достаточно большими, чтобы с легкостью поглотить челнок. На углах они вливались в ткань строения. Флинкс медленно повернулся кругом и увидел выпуклости в стенах, протянувшиеся даже над входом, указывавшие на присутствие других колоссальных труб. Он напомнил себе, что никак не может быть уверенным в том, что они полые, но почему-то создавалось впечатление, что это трубы. Иногда его таланты действовали независимо от мыслей.

– Ну, – произнес Малайка. И снова повторил: – Ну, ну!

Он казался неуверенным в себе, редкое для него состояние. Флинкс улыбнулся мыслям коммерсанта. Великан не был уверен, радоваться ему или нет. Что и говорить, он определенно что-то нашел. Но он не знал, что это такое, не говоря уж о том, как его сбыть. Он стоял, в то время как все остальные сидели.

– Я предлагаю доставить все, что понадобится для наших исследований. – Трузензюзекс и Цзе-Мэллори подробно изучали все вокруг и едва ли расслышали его. – Это дело мне не по зубам, и поэтому я слагаю его со своих плеч. Надеюсь, вы, господа, сможете выяснить, что делает эта штука? – Он взмахнул широкой ладонью, охватывая все, что они могли видеть.

– Не знаю, – сказал Трузензюзекс. – Так, экспромтом, я бы сказал, что наши знакомые браннеры были правы, когда говорили, что эта штука – музыкальный инструмент. С виду она, разумеется, похожа на него, а обстановка здесь, – он показал на амфитеатр, – склонна поддерживать это предположение. Однако, я, хоть крылья оторви, не могу пока понять, как он действует.

– С виду похож на конечный продукт самых худших кошмаров безумного мастера-изготовителя органов, – добавил Цзе-Мэллори. – Наверняка я не скажу, если мы не вычислим, как управлять этой штуковиной.