Шрифт:
Борис Петрович Екимов
ТАРАСОВ
Рассказ
1
Из райцентра возвращались ночью. В председательском газике сидел управляющий четвертым отделением Талдыкин, и надо было его завезти. И потому свернули с ухабистого грейдера и легко покатили к хутору по ровному, наезженному следу сбоку дороги, по зеленям.
На полпути к хутору, у Терновой балки, впереди замаячили вдруг красные огоньки, и, переключив фары на дальний свет, увидели "Беларусь" с возом соломы.
Увидели и стали нагонять.
–
– спросил председатель.
– Откуда везут? Зачем?
– Не знаю...
– недоуменно полол плечами управляющий Талдыкин. Он и вправду не знал.
– Не наш, наверное...
– А чей же?
– недовольно спросил председатель, и вдруг его осенило: - Он! Точно, он! Поймали!
И Талдыкин, и главный агроном Нистратов, и даже шофер сразу поняли, о чем речь.
Нынешней зимой, в январе, начали воровать солому. Свезенное к фермам не трогали, видно побаивались, забирали оставленное в полях. Солому брали с выбором, ячменную, просяную, гороховую. Соседи, из колхоза "Россия", тоже замечали неладное. Время шло, солома пропадала, а вор следа не оставлял. И вот теперь, наконец...
– Ты никого нынче не посылал за соломой? Вспомни?
– спросил председатель.
Талдыкину и вспоминать было нечего.
– Никого не посылал, - ответил он, не спуская глаз с тележки, которая подходила все ближе и ближе. И управляющий узнал наконец.
– Тарасов... проговорил он вначале неуверенно, но тут же повторил твердо: - Тарасова трактор. Тарасов.
– Тарасов?!
– разом и удивленно выдохнули в машине.
– Догоняй и останавливай!
– скомандовал председатель.
Трактор взял правее, позволяя набегавшей сзади машине себя обогнать. Газик пошел вровень с трактором, посигналил и затем, обогнав, остановился впереди, у правой обочины. "Беларусь", не сбавляя хода, обошел машину и покатил вперед. Председатель, уже открывший было дверцу, захлопнул ее и обескураженно глядел на спутников.
– Вот стервец...
Шофер, не дожидаясь команды, тронулся и снова стал догонять вихляющийся зад тракторной тележки.
– Перегони и ставь посредине.
Теперь трактор дороги не уступал. Отчаянно сигналя, газик все же обошел его справа, по зеленям, обошел и остановился в полусотне метров, посреди дороги. Трактор повторил тот же маневр. И не успели в машине опомниться, как прогремели мимо "Беларусь и тележка и ушли вперед.
– Догоняй и ставь поперек!
– разозлился председатель.
Тем временем колея, вильнув, перешла с правой стороны лесополосы на левую и оказалась зажатой между щеткой деревьев и вздыбленной теркой основной дороги, вовсе теперь непроезжей. Трактор шел посередке, и обогнать его было нельзя. Шофер бесполезно сигналил и сигналил, а потом, заметив прогал в лесополосе, кинулся туда, выскочил на ровное поле озимки и пришпоренно поскакал вперед и вперед, с тем чтобы, обойдя
Трактор, конечно, обошли, и намного, и на развилке дорог остановились, дожидаясь его. Председатель и управляющий вылезли из машины и стали глядеть назад, во тьму, силясь увидеть далекий свет фар.
Прошла минута, другая. Торопливо закурили.
– Сейчас, голубчик, придет...
– говорил председатель.
– Сейчас прискачет. Вот так вот машину ставь, - приказывал он шоферу.
– А вот здесь мы. Никуда не денется, остановится.
Трактора все не было. Докурили сигареты.
– Света нет, - сказал шофер.
– Куда ж он подевался?
– Может, выключил?
Шофер вернулся к машине и остановил мотор. И теперь уже все вчетвером встали посреди дороги, глядели и слушали.
Рядом, подле наезженной колеи, смутно белел снег и чернели ветки деревьев, но чуть далее, уже в десяти шагах, тонуло все во тьме: и дорога, и поля, голые вязки и небо - ничего не разобрать. И лишь далеко-далеко, на бугре, на бессонном грейдере два мерклых автомобильных огня шли навстречу друг другу, и встретились, и поползли прочь, все далее расходясь в просторной ночной темени.
– Не слыхать...
– досадливо проговорил председатель.
– Куда же он девался?
– Да мало ли куда... В лесополосу заехал и встал. В степь свильнул, в балочке схоронился, теперь ищи его.
– Зачем вот ты свернул?
– попенял шоферу председатель.
– Ехал бы за ним да ехал.
– Как лучше хотелось. Думаю, перехватим. Вот чертяка премудрый, этот Тарасов...
– Да-а... Ну и Тарасов...
– Ему-то чего не хватает?
– Жадность. Готов все проглонуть.
– И проглотит... Ядало здоровое...
– Ох и Тарасов...
На хуторах издавна паспортных фамилий не признавали, и всякая семья носила прозвище, данное кому-то из рода. Всяк знал Рабуновых, у которых бабка Матрена еще в молодости ходила просить к соседям рубанок да назвала его впопыхах рабуном. С того дня стала она Рабунихой, а весь род ее - Рабунами. У Курсанов, в давние тоже годы, покойный дед Мосей был курсантом тракторных курсов. У Фетисовых прославился Фетис - гуляка, балагур и песенник. У Казначеевых казначеем был дед при старых еще властях.
Лишь почтальон Фокич знал всех по настоящим фамилиям, но и тот на старости лет стал терять память и порою голову ломал, глядя на конверт, вспоминая и бормоча под нос: "Косихин Николай... Это какой же Косихин... Либо из Юданов?.. Юдаичев Николай..."
Один лишь Тарасов прозвища не имел, хотя известен был давно и широко. О семье его говорили просто - Тарасовы.
Если кто-то на хуторах гусей лишка заводил, его спрашивали: "Тарасовых решил обогнать?" Если сена много накашивал, говорили: "Как у Тарасовых".