Тарра. Граница бури
Шрифт:
С ненавистью взглянув на громоздившиеся на столе свитки, которые требовалось хотя бы просмотреть, Аррой как был, без плаща или хотя бы колета, вышел на балкон то ли перевести дух, то ли проснуться. Собирался дождь, а на востоке вовсю гремело — едва ли не последняя в этом году гроза надвигалась быстро и бурно. Резкие порывы ветра взметали пыль, облетевшие листья и даже мелкие камешки. Тучи беспощадно затягивали звезды, а бегущие в авангарде клочковатые облака, стремительно сменяя друг друга, то закрывали ущербную луну, то выпускали ее на свободу. В такую ночь оставаться на балконе мог только пьяный или моряк. Рене с наслаждением следил за приходом бури и не сразу расслышал в реве ветра свое имя, а расслышав, усмехнулся.
— Так гроза всего лишь твоя свита?
— Нет, это я напросился с ними. Так быстрее и безопаснее. — Пылевичок с Таянской дороги расплылся в улыбке. — Дело в том, что я должен кое-что тебе передать.
— В наше время хороших новостей не бывает.
— Эти тебе понравятся. Конклав отлучил Годоя и принял решение о Святом походе. Жди гостей из Кантиски. Лупе жива, но это не все. У нее в доме скрывается королева Герика. Она ждет ребенка, то есть будущего короля!
— Постой! — Рене прижал руки к вискам, приводя в порядок разбегающиеся мысли. Спать он больше не хотел. — Откуда ты знаешь, что произошло в Кантиске?
— Там был отец Рамиэрля, то есть Романа…
— Отец?!
— А что, у эльфов есть и отцы, и матери… Рамиэрль с отцом очень дружны, он разве не говорил?
— Про отца — нет.
— А он все равно отправился в Кантиску. Если бы не его магия, этих ваших зеленых не убедили бы…
— А что он предпринял? — Высунувшийся Жан-Флорентин не смог сдержать присущего ему любопытства.
— Зачаровал посохи. У тех, кто за нас, они расцвели, у тех, кто мешал, покрылись змеями.
— Очень адекватное решение, — одобрил жаб. — Хотелось бы мне посмотреть на выражение лиц этих мракобесов. Не узнать эльфийскую магию, какое дилетантство! — Жан-Флорентин от презрения посинел.
— Если бы они не попались на эту удочку, нам бы пришлось плохо, — отозвался Аррой. — А что было потом?
— Они решили, что станут слушать Феликса, а Феликс разослал гонцов по всем Благодатным землям.
— Это хорошо, — медленно проговорил Аррой, — это очень хорошо, что Архипастырь — наш друг и что его слушают, но раньше весны они не придут. Не успеют. И ты все еще не сказал, откуда это известно.
— Это же очевидно, — встрял Жан-Флорентин, — эльфы всегда могли через сны давать о себе знать кровным родичам. Роман, как я понимаю, попросил нашего друга сообщить новости тебе.
— Это немного не так, — потупился пылевичок. — Эльфы видят друг друга, но не говорят… Просто я был в Арции и видел наших… На Кантисском тракте много пыли, нужно много Хранителей. Им стыдно, что они так… Совсем не помогают, но они в самом деле не могут. Я бы тоже не мог, но я уже не совсем я. И Кэриун не совсем он, это из-за Тахены.
— Ты можешь найти Романа?
— Если он вернется. Я все понимаю, я хотел найти его в Гелани, я пошел туда, но там разгулялось такое… Нам в Срединной Таяне теперь, как вам под водой. И становится все хуже. Никто из нас больше туда не сунется, даже я.
— Тогда откуда ты знаешь о королеве?
— Я нашел Лупе. Она была в Пуще, она меченая. И ты меченый, а Роман пошел искать дорогу к тебе. Может, еще придет.
— Ты сказал им про Кантиску?
— Нет… Не успел… То есть забыл… Мне стало плохо. Прости.
— Ты и так сделал много.
— Я еще сделаю, только не в Гелани.
— Только не в Гелани, — согласился Аррой. — Что ты знаешь про королеву?
— Рысь привела ее к Лупе, а король умер. Ребенок родится зимой. Это сын Стефана, а значит — наследник.
— Сын Стефана?
— Так говорит Симон, но Лупе не верит. Это у вас так непонятно.
— Да, — подтвердил адмирал, — у нас это непонятно. Ты когда-нибудь бывал в Вархе?
— Где это? — Прашинко знал живых и свою дорогу, но не имена и не названия. — Хочешь, чтоб я пошел?
— Пока нет.
— Тогда я пойду весной… Дождь нельзя задерживать до бесконечности, а я в сырую погоду не хожу. Ой, да!.. Гибу нравится с тобой скакать… Ты можешь на него рассчитывать и дальше. Уздечка ведь осталась у тебя? Достаточно опустить ее в живую воду. В любую, и позвать по имени. Ну, конечно, ему нужно время, чтобы добраться, но он быстрый.
Шандер проснулся, как всегда, сразу, но остался лежать с закрытыми глазами. Ни Годой с его сворой, ни одиночество, прерываемое лишь ежедневными визитами регента, не смогли пробить броню бывшего капитана «Серебряных». Для всех давно мертвый, он вел свой последний бой, ничего не зная о том, что творится за стенами камеры.
Сначала Годой рассказывал новости, но Шандер раз и навсегда запретил себе верить в смерть Рене и «Серебряных», однако про Мариту Михай не лгал. И про Ланку. Есть подробности, которые нельзя выдумать, их можно только знать. Победитель рассказывал, побежденный слушал. Спокойно, внимательно, молча, по возможности глядя в глаза регенту, и тот перестал говорить, теперь он просто пытался подчинить себе тело Гардани.
Михай продолжал совершенствоваться в своей магии. Регенту мало было того, что он сотворил с Зеноном. Тарскийцу хотелось, чтобы человек, оставаясь самим собой, в нужный момент делал все, что ему прикажут. Безумная кукла с одной заполнившей ее мыслью, потерявшая человеческий облик, регента не устраивала. Безумца никто не подпустит к тайне, он будет заперт под присмотром родичей; другое дело, человек, ничего дурного о себе не предполагающий и ничем не отличающийся от себя всегдашнего. До поры до времени не отличающийся.