Тартарен из Тараскона
Шрифт:
23 октября. Что такое жажда славы? Кто познал славу хотя бы однажды, тот уже не может без нее жить.
В воскресенье я был у Тартарена. Мы беседовали с ним в саду, гуляя по дорожкам, усыпанным песком, и вороха сухих листьев сыпались на нас из-за ограды с деревьев Городского круга. Глаза у Тартарена были грустные, и, заметив это, я напомнил ему о днях его торжества. Но ничто не могло утешить его, даже черты сходства между ним и Наполеоном.
– А, какой там Наполеон!.. Чепуха!.. Это солнце тропиков напекло мне голову. Сделайте одолжение,
Я смотрел на него с изумлением.
– А как же супруга командора…
– Ах, оставьте! Супруга командора все время надо мной смеялась!
Несколько шагов мы прошли молча.
Порывы ветра, крутившего листья, доносили до нас крики маленьких чистильщиков обуви, игравших за калиткой в пробки.
Немного погодя Тартарен мне сказал:
– Теперь мне все ясно. Тарасконцы раскрыли мне глаза, они как бы сняли с них катаракты.
Таким я никогда еще не видел Тартарена.
Проводив меня до калитки, он вдруг крепко сжал мне руку.
– Ты знаешь, мой мальчик, вот это все пойдет с молотка. Скрапушина выиграл у меня процесс, и вдова Бравида тоже, несмотря на все доводы Бранкебальма… Он славный малый, да только у него уж чересчур прочная кладка: его римский акведук рухнул и своей тяжестью придавил нас обоих.
Я робко предложил ему свои скромные сбережения. Я отдал бы их ему с радостью, но Тартарен отказался.
– Спасибо, дитя мое! Я надеюсь, что за оружие, за разные достопримечательности, за редкостные растения я выручу порядочную сумму. Если не хватит – продам дом. Словом, там видно будет. Прощай, мой мальчик… Это все пустяки.
Истинно философский взгляд на вещи!..
31 октября. Сегодня у меня тяжелый день. Я отпускал в аптеке лекарство жене Трюфенюса для ее ребенка, страдающего головными болями, но в это время на Малой площади заскрипели колеса, и я невольно поднял глаза. По звуку я сразу узнал рессорную колымагу вдовы д'Эгбулид. В карете сидела сама старуха, рядом с собой она поместила чучело попугая, а напротив сидела моя Клоринда и еще кто-то, но кто именно – я так и не разглядел, оттого что стоял против света; мне бросились в глаза только голубой мундир и расшитое кепи.
– Кто это там с дамами?
– Внук вдовы, виконт Шарлексис д'Эгбулид, офицер егерского полка. Разве вы не знаете, что через месяц мадемуазель Клоринда должна с ним обвенчаться?
Меня это как громом поразило. Я стал бледен как смерть.
Ведь я все еще не терял надежды!
– О, это настоящий брак по любви! – продолжала терзать мое сердце г-жа Трюфенюс. – Но только вы слыхали когда-нибудь поговорку: «Брак по любви – веселые ночи да грустные дни»?
Ну что ж, а все-таки я лично ничего бы не имел против такого брака!
5 ноября. Вчера у Тартарена состоялась распродажа. Я-то сам там не был, но вечером зашел в аптеку Бранкебальм и рассказал мне все по порядку.
Это было, наверно, очень печальное зрелище. Распродажа ничего не дала Тартарену. Происходила она, как это у нас заведено, прямо у входа. И все пошло за сущую безделицу, а ведь народу собралось много.
А баобаб в горшочке, которым тридцать лет подряд любовалась вся округа! Когда его поставили на стол, когда оценщик объявил: «Arbos gigantea, целые селения могут поместиться под его тенью…» – в ответ раздался дикий хохот. Тартарен в это время гулял с двумя приятелями в садике, и смех до него долетел.
– Милым моим тарасконцам тоже сняли катаракты, – без всякой горечи сказал Тартарен. – Теперь они прозрели. Но они жестоки.
Печальнее всего, что распродажа дала очень мало, пришлось продать дом дез Эспазетам, которые приобрели его для молодых.
А куда же денется бедный великий человек? Перейдет ли он мост, как он сам туманно выражался? Приютит ли его в Бокере старый друг Бомпар?
В то время как Бранкебальм, стоя посреди аптеки, рисовал мне эту мрачную картину, из другой комнаты в полуотворенную дверь выглянул Безюке со своей неизгладимой разрисовкой и, хохоча, словно папуасский демон, крикнул:
– Как я рад!.. Как я рад!..
Можно подумать, что это Тартарен его татуировал.
7 ноября. Завтра, в воскресенье, мой дорогой учитель должен покинуть город и перейти мост… Как же так? Тартарен из Тараскона превратится в Тартарена из Бокера! Послушайте хотя бы, как это звучит… Совсем не то!.. И еще этот мост, ужасный мост! Мне хорошо известно, что Тартарен и не такие препятствия преодолевал… Все-таки на подобный шаг решаются в гневе, а потом берут свои слова обратно. Нет, я еще далеко не уверен!
10 декабря, воскресенье. Семь часов вечера. Я вернулся домой убитый горем. Едва хватит сил написать несколько слов в дневнике.
Все кончено, он ушел, он перешел мост.
Мы собрались проводить его вчетвером: Турнатуар, Бранкебальм, Бомвьейль и я, по дороге нас еще нагнал бывший ратник ополчения Мальбос.
У меня сердце сжималось от боли при виде голых стен и облетевшего сада. Тартарен даже не смотрел по сторонам.
Нас, тарасконцев, спасает наше непостоянство. Благодаря этому мы не так сильно горюем, как другие народы.
Ключи от дома он отдал Бранкебальму.
– Передайте ключи маркизу дез Эспазету, – сказал он. – Я на него не сержусь за то, что он не пришел проститься, – это естественно. Как говорил Бравида:
Вельможи любовь,С бутылочкой дружба -Все это ушло,Назад не вернется.И, обратившись ко мне, добавил:
– Тебе это тоже должно быть немножко знакомо, мой мальчик!
Трогателен был этот намек на Клоринду. В такой момент он все-таки подумал обо мне!