Тартарен из Тараскона
Шрифт:
– Впрочем, может быть, это другая… Я, наверно, спутал… Но только видите ли, господин Тартарен, я бы вам все-таки посоветовал держаться подальше от алжирских мавританок и от черногорских князей!..
Тартарен, изобразив на своем лице свирепость, вытянулся на стременах.
– Кнэзь – мой друг, капитан!
– Хорошо, хорошо, только не сердитесь!.. Не хотите ли абсенту? Нет? Что от вас передать землякам? Ничего не надо? Ну, ну! Счастливо вам попутешествовать!.. Да, кстати, дружище: у меня добрый французский табак, отсыпьте себе на несколько трубок… Да берите,
Тут капитан принялся за абсент, а Тартарен в глубоком раздумье затрусил домой… Хотя он по своему душевному благородству и не поверил капитану Барбасу, однако эти наветы огорчили его, а кроме того, южный выговор капитана и его провансальские ругательства вызвали у Тартарена легкие угрызения совести.
Байю он не застал. Она была в бане… Негритянка показалась ему безобразной, дом – скучным… Не зная, куда деваться от тоски, он сел у фонтана и принялся набивать трубку табаком Барбасу. Табак был завернут в обрывок «Семафора». Когда он его развернул, ему бросилось в глаза название родного города.
"Нам пишут из Тараскона
Весь город в тревоге. Истребитель львов Тартарен, выехавший охотиться на крупных африканских хищников из семейства кошачьих, в течение нескольких месяцев не подает о себе вестей… Что же случилось с нашим доблестным соотечественником?.. Кто знал эту горячую голову, этого смельчака, этого неутомимого искателя приключений, тот не может без волнения задавать себе этот вопрос… Поглотил ли его, как и многих других, песок пустыни? Или же его растерзало своими смертоносными клыками одно из тех атласских чудовищ, шкуры которых он обещал принести в дар муниципалитету?.. Мучительная неизвестность! Однако негры-купцы, приехавшие на Бокерскую ярмарку, уверяют, что в пустыне им повстречался европеец, приметы которого сходятся с приметами Тартарена, и что европеец этот направлялся в Тимбукту… Да хранит господь нашего Тартарена!"
Прочитав эту заметку, тарасконец покраснел, побледнел, задрожал. Его мысленному взору предстал весь Тараскон: Клуб, охотники за фуражками, зеленое кресло у Костекальда и надо всем этим – парящие, будто распластавший крылья орел, громадные усы бравого командира Бравида.
И тут Тартарену из Тараскона от одного сознания, что он, малодушный, целыми днями сидит, поджав под себя ноги, на циновке, в то время как у него на родине все убеждены, что он изничтожил львов, стало стыдно, и он заплакал.
Вдруг наш герой вскочил с криком: «На львов! На львов!» – бросился в пыльный чулан, где покоились походная палатка, аптечка, консервы, ящик с оружием, и вытащил их на двор.
Тартарен – Санчо приказал долго жить, остался лишь Тартарен – Дон Кихот.
Произведя осмотр своего имущества, вооружившись, снарядившись, обувшись в высокие сапоги, написав несколько слов князю и поручив его заботам Байю, вложив в конверт несколько смоченных слезами голубых кредиток, бесстрашный тарасконец, не теряя ни минуты, сел в дилижанс и укатил по Блидахской дороге, а негритянка, оставшись одна во всем доме, так и обмерла, когда увидела, что кальян, тюрбан, туфли – весь этот мусульманский хлам Сиди Тарт'ри валяется как попало под трехлистными пальметтами галереи…
ЭПИЗОД
1. Сосланный дилижанс
Это был старый допотопный дилижанс, обитый по старинной моде толстым синим, совершенно выцветшим сукном с громадными помпонами из грубой шерсти, которые за несколько часов пути в конце концов натирали вам спину до синяков. У Тартарена из Тараскона было место сзади, в углу; он расположился поудобнее и в ожидании той минуты, когда на него пахнет мускусом от крупных африканских хищников из семейства кошачьих, по необходимости удовольствовался приятным запахом старого дилижанса, причудливо сочетающим в себе множество запахов: мужских, конских, женских, запахи кожи, провизии и прелой соломы.
В заднем отделении дилижанса собралось довольно разношерстное общество: монах-траппист, евреи-купцы, две кокотки, догонявшие свою воинскую часть – 3-й гусарский полк, фотограф из Орлеанвиля… Но, несмотря на всю прелесть и разнообразие этого общества, Тартарен был не расположен беседовать, – с лямкой на плече, с карабинами между колен, он по-прежнему предавался размышлениям… Его внезапный отъезд, черные глаза Байи, страшная охота, на которую он отправлялся, – от всего этого голова у него шла кругом, а тут еще европейский дилижанс с его добродушным, патриархальным обличьем, неожиданно оказавшийся в Африке: он смутно напоминал Тартарену Тараскон его юности, поездки за город, завтраки на берегу Роны, вызывал вереницу воспоминаний…
Постепенно стемнело. Кондуктор зажег фонари… Ветхий дилижанс, скрипя, подпрыгивал на старых рессорах, лошади бежали рысью, бубенчики звенели… Время от времени наверху, под брезентом империала, слышался ужасающий скрежет железа… Это скрежетало военное снаряжение.
Тартарен из Тараскона в полусне с минуту еще смотрел, как смешно подскакивают при толчках пассажиры, смотрел на эту пляску странных теней, потом глаза у него слиплись, мысль затуманилась, и дальше он лишь смутно различал визг колес да оханье дилижанса…
Вдруг чей-то старческий голос, хриплый, сиплый, надтреснутый, назвал тарасконца по имени:
– Господин Тартарен! Господин Тартарен!
– Кто это?
– Это я, господин Тартарен. Вы меня не узнаете?.. Я старый дилижанс, курсировавший двадцать лет тому назад между Тарасконом и Нимом… Я часто вас возил, вас и ваших друзей, когда вы ездили охотиться за фуражками в Жонкьер или в Бельгард… Сперва я вас и не узнал: шапочка на вас, как у тэрка, и потом вы пополнели, но как только раздался ваш храп, – ах, разэтакий такой! – тут уж я сразу догадался!
– Ладно! Ладно! – слегка задетый, пробормотал Тартарен, но, сейчас же смягчившись, спросил: – А как ты сюда попал, старина?
– Ах, милый господин Тартарен, я попал сюда не по своей воле, можете мне поверить!.. Как только Бокерская железная дорога была закончена, меня признали ни на что больше не годным и отправили в Африку… И не я один подвергся этой участи! Сосланы почти все французские дилижансы. Нашли, что мы слишком реакционны, и вот мы теперь все здесь, отбываем каторгу… у вас во Франции это называется «алжирские железные дороги»25.