Таша
Шрифт:
«Ладно… Силой мысли всё равно мне самолёт не развернуть, так что придётся расслабиться и получать удовольствие… и в аптеку по прилёту сходить… за вазелином, как бабушка советует», — стоило представить лицо Ящерова, в животе ёкнуло так, будто я на американских горках лечу к Руслану, а не на самолёте по стабильной прямой. — «Страшно даже предположить, как Русик себя поведёт, услышав подобную новость от Антона…»
Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, прикрыла глаза, и сама не заметила, как уснула.
Руслан
Разбирая
«Мда… и кто же из этих придурков решил, что я дебил?» — Перечеркнув пару страниц, устало потёр глаза подушечками пальцев, прислушиваясь к какой-то тихой возне за дверью, нарастающей в геометрической прогрессии.
В конечном итоге, из приёмной донеслись вопли возмущений новой секретарши.
— Вам не назначено, молодой человек! Я дважды не повторяю! К Руслану Максимовичу можно только по записи!!!
— Вот неугомонная!
Знакомый голос Рыжего потонул в женском визге, и через пару секунд я мог лицезреть Макарова, держащего на руках Степаниду Альбертовну, женщину шестидесяти лет, которую посоветовала взять на работу секретарша Зверева, бывшая одноклассница тёти Стеши — Нина Фёдоровна, стоило седьмой претендентке не доработать даже до испытательного срока, чтобы не попытаться залезть ко мне на стол, в попытке соблазнить босса.
Меня это порядком уже начало доставать, как появилась Степанида Альбертовна, идеальная в этом плане женщина и толковая помощница. Только нравом суровая и резкая в общении.
— Антон, поставь мою спасительницу на место! Извините моего друга, тётя Стеша. Этому оболтусу всё равно кого на руках таскать, лишь бы женщина обладала мягкими формами…
Женщина зарделась от своеобразного комплимента, пока Макаров мстительно сопел, опуская дородную женщину, годившуюся нам практически в бабушки, на пол.
— Ой, это вы меня простите. Руслан Максимович, вы бы список вашей братвы гоночной написали… и вам, и мне жить легче стало бы!
Дверь закрылась, укрывая мегеру от наших смеющихся глаз.
— Ну, и цербершу ты себе нашёл! Еле прорвался! — Тоха упал на кожаный диван, довольно закидывая руки за голову. — Вот бы смеху то было, если бы меня к тебе через месяц записали «по личным вопросам на среду»! Ташки твоей уже и след в Питере простыл бы!
Чашка с кофе выскользнула из рук, разливаясь на отчёт какого-то «гения», а я даже этого не заметил, забыв, как дышать.
— Что ты сказал?
— Говорю: фургон с мороженным остановился у твоего домика! — Моё изумление не спало ни на йоту. Макаров был доволен произведённым эффектом. — Не? Не улавливаешь? Ладно, сформулирую по-другому: на твоей улице перевернулся фургон с коксом…
Мне было не до шуток.
В голове, как пожарная сигнализация, вопило только два слова: «Ташка в Питере!!!»
Вскочив с места, чуть ли не побежал на выход, но выросший из ни откуда Рыжий, преградил путь:
— Здрасьте! А где стратегия? Обговоренный тип поведения? Заготовленный самоконтроль?! Я так не играю!
— Макаров, дай пройти, — сжав кулаки, прорычал недовольно я.
— Нет, не дам! Я тебе не тёлка, чтобы давать! А, кроме шуток, Рус… ты хочешь опять с ней шашни крутить!? Да таких, как твоя Машкова… я бы их на кол сажал, прежде чем в любви признаваться. Ведьма персидская.
— Что ты несёшь? Машкова счастливо живёт в Штатах, оставь девочку в покое. Лучше скажи, где Ташкевич остановилась!
— У меня для тебя новость, бро… Воропаева звонила, дрянь такая. Созрела сделать признание, так сказать. Ташкевич твоя — приёмная дочь этому Роману Ивановичу будет. Маленькая стерва на тебя приезжала посмотреть, чтобы заново познакомиться, с детства-то времени много прошло. Видать не понравилось Ташке что-то в ваших отношениях, раз она так и не сказала, что «Машкова» — это фамилия её прошлого… ммм… а теперь и настоящего. Это она, Рус… она и есть твой Цветочек… Не «просто Таша», как наплела в той записке лживая стерва, а реальная Машкова.
В первые минуты, мне показалось, что я потерял пульт управления от своего собственного тела, как только оно сначала сделало пару шагов назад, а потом стало крушить всё вокруг, не останавливаемое никем.
Когда в кабинете целым ничего бьющегося не осталось, я совладал с собой, подошёл к окну, одёргивая вертикальные жалюзи в стороны, словно обычные шторы, и, не замечая, как бисеринки отлетают на пол, открыл окно, вдыхая полной грудью прохладный осенний воздух.
— Ты как? Норм? — Макаров тихо приблизился ко мне. — Пар выпустил? Теперь можно ехать глупышку твою встречать…
— Ты специально меня вывел, кретин? — На плечи навалилась усталость от произошедшего выброса адреналина и ярости, поэтому последующее пояснение друга я встретил более чем адекватно, заходясь в диком хохоте над самим собой.
— Конечно, специально. Ты меня сейчас обидел прямо до глубины души, — Тоха манерно приложил к груди ладонь, хлопая длинными рыжими ресницами. — Она летит, чтобы поговорить с тобой, сделать признание, наконец — повзрослеть, пусть и после пинка Воропаевой, а ты, услышав такое, страшно даже подумать, что наворотил бы. Отелло рядом с тобой нервно курит. Поехали, теперь можно за тебя не беспокоиться!
Я не двинулся с места.
— «Повзрослеть», говоришь? Хм… — хищная улыбка расползлась по губам, сильно нервируя Антона. — А сгоняй-ка ты за Ташкевич сам… да не забудь убедительно заверить, что ничего мне не сказал о «подставе» Воропаевой… хочешь, даже поугрожай…
— Ящеров! Я вас не узнаю!? Кто Вы такой?
— Тот, кто заслужил билет в первом ряду на спектакль «Последствия для эгоистки»!
— Места свободного рядом нет?
— Нет. Прости, Тоха, но это — театр одного зрителя…