Татищев
Шрифт:
В правительственных кругах знали, конечно, что заводчики не выполняют строжайшие указы о возврате беглых. И складывается парадоксальное положение. Татищев был убежденным противником этих установлений. Но по служебному долгу он обязан был следить за их неукоснительным выполнением. Правительство же, издававшее указы, хотело бы, чтобы его администрация не изъявляла излишнего усердия при проведении их в жизнь. Это тоже обычное положение в российской административной практике: о нарушениях законов все знают, но до поры до времени нарушителя оставляют в покое. Затем, если он не угодит чем-то высшему начальству, ему вспомнят именно эти нарушения.
Незадолго до приезда Татищева на Урал на территории заводов внедрился винный откуп, построивший там кабаки. В одном донесении 1731 года сообщалось, что «от всегдашнего пьянства мастеровые
В конечном счете административная деятельность Татищева оказалась ограниченной по всем линиям. В 1736 году по неоднократным ходатайствам, сдобренным крупными взятками, заводы крупнейших предпринимателей Демидовых и Строгановых именным указом императрицы вывели из ведения Татищева, и многие его планы по преобразованию края были подорваны в корне. Тем не менее за два с половиной года пребывания на Урале Татищеву удалось сделать очень многое.
С особым размахом Татищев поставил разнообразные разыскания для более полного использования производительных сил края. Сразу по прибытии на Урал в октябре 1734 года он рассылает «во все городы Сибири» вопросник с 92 вопросами, касающимися проблем исторического, географического и этнографического содержания. В Академию наук 5 ноября он сообщает: «Здесь ландкарты Пермскую, Вятскую и Угорскую нашел я весьма неправы, и для того велел вновь описать и мерять, к тому и степи за Уралом, до сего времени наугад положенной, немалую часть описал».
Вопросники требовали также упоминания фактов находки разных руд, минералов, драгоценных камней и т. п. Татищев не скупился на поощрение разнообразных изысканий как из казенных, так и из собственных средств. Так, он выдал геодезисту Василию Шишкову из своих средств пятьдесят рублей за описания и чертежи «куриозных мест» с изображениями «идолов на холсте». Получив от Татищева этот труд, академия пригрозила, что оплачивать такого рода расходы она не будет. А Татищев о делах академии радел все-таки больше, чем сама академия. Поэтому он писал в августе 1738 года, что «если впредь такие чрезвычайные курьезные вещи кем найдены и объявлены будут, то хотя и Академия наук награждения дать не изволит, но я, не пожалея своих денег, буду давать и в академию оные сообщать». В дальнейшем примерно так дело и обстояло. Татищев оплачивал весьма дорогостоящие работы своими средствами и передавал результаты Академии наук, где это в лучшем случае оседало в архивах в ожидании грядущих исследователей.
Благодаря поощрению, оказываемому рудознатцам, в том числе старателям из местных крестьян, Татищев очень скоро располагал огромными запасами для расширения металлургического и других производств на Урале и в Сибири. В кабинет министров он неоднократно доносил о том, что «ежели заводы заводить, то можно хотя тридцать построить». Он их и строил, так что в 1737 году у него «по стату», как отметил в свое время Н. А. Попов, было их более сорока (естественно, с частными), и предполагалось строительство еще 36. В конечном счете все они были построены: 15 при Елизавете и 21 при Екатерине II. В этой справке важно даже не количество заводов (сейчас спорят, что следует считать особым «заводом»). Важна исключительная точность Татищева в определении того, что именно нужно.
Крупнейшим событием явилось открытие в 1735 году богатейших железных руд на горе Благодать. «Оная гора есть так высока, — писал Татищев Анне Ивановне, — что кругом видеть с нее верст по 100 и более; руды в оной горе не токмо наружной, которая из гор вверх столбами торчит, но кругом в длину более 200 сажен, поперек на полдня сажен на 60; раскапывали и обрели, что всюду лежит сливная одним камнем в глубину; надеюсь, что и во многие годы дна не дойдем. Для такого обстоятельства назвали мы оную гору Благодать, ибо такое великое сокровище на счастие вашего величества по благодати божией открылось» (Татищев льстит императрице, обыгрывая значение ее имени: Анна — благодать). Именно из-за этой горы разгорелись страсти, приведшие в конечном счете к удалению Татищева с Урала. Частные владельцы наперебой предлагали Татищеву громадные взятки за возможность ее единоличной эксплуатации. Но верный своим правилам, Татищев не только отверг взятки, а и готов был взять не слишком застенчивых вымогателей в долю для совместной разработки месторождения.
Главным препятствием, сдерживавшим развитие уральских заводов, было отсутствие рабочей силы. Вольнонаемных рабочих было слишком мало, и были это по большей части беглые из центра. Исходя из сложившегося положения, Татищев стремится закрепить за Уралом то население, которое сюда по тем или иным причинам попало. Он просит все коллегии и канцелярии отправлять подлежащих высылке колодников к нему на заводы. Среди ссыльных и колодников, как и ранее, он отыскивает возможных специалистов. Так, он ходатайствовал о возвращении чина поручику Ближевскому, оказавшемуся «к правлению заводов способным и состояния доброго». И ему удалось убедить министров и Сенат в целесообразности положительного решения вопроса.
Татищев предлагал поощрять к переселению за Урал особыми указами «охочих людей». Но такой путь был возможен лишь при весьма активной антикрепостнической политике. А это было, конечно, нереально. Поэтому на практике дело сводилось к удержанию за Уралом естественным порядком скапливавшихся там беглых и местных рекрутов. Частично эти задачи Татищев разрешил. Так, рекруты должны были оставаться здесь же для охраны заводов и тому подобных служб. Беглых же не возвращали их прежним владельцам, а выкупали по 50 рублей за главу семьи. Тот, кто выкупал себя сам, становился лично свободным, а те, за кого выплачивала канцелярия, считались отныне собственностью заводов.
Много сложностей возникало с раскольниками. Правительство после смерти Петра и особенно в правление Анны Ивановны усилило преследование раскольников. Их положено было рассылать по монастырям или в отдаленные районы — «в работы», а особо упорных расточали по тюрьмам. Татищев по должности должен был осуществлять эти правительственные распоряжения.
Предшественник Татищева на Урале — Геннин, как и многие другие иностранцы, недавно прибывшие в Россию, в религиозные дела старался не вмешиваться. Смысл религиозных распрей в России ему был совершенно непонятен. К тому же он получал от раскольников ежегодную мзду в размере нескольких тысяч рублей и не хотел от этого надежного (в отличие от правительственного жалованья) источника доходов отказываться. В Петербурге об этом знали и выражали естественное недовольство Геннином. Особенно возмущались церковные власти, по настоянию которых в инструкции Татищеву был записан пункт, требующий усиления борьбы с раскольниками.
Татищева руководители раскольничьей общины, в числе которых были старосты и приказчики Демидовых и Осокиных, встретили тоже немедленно подготовленной взяткой: сначала тысячью, а на другой день двумя тысячами рублей. Татищев растерялся оттого, что за эту взятку раскольники даже ничего и не просили. А сами раскольники перепугались оттого, что Татищев от взятки отказался: такого на Урале еще не было. Старообрядцы прямо заявили Татищеву, что если он денег не возьмет, то «они будут все в страхе и будут искать других мест». Татищев сообщал Остерману, что он «обещал им оныя принять, когда о невысылке их указ получу, а до тех бы мест держали те деньги у себя, и с тем их отпустил». Указа такого вопреки надеждам Татищев, однако, не получил.