Татуировка
Шрифт:
— Какой-какой, свой!
— Не знаю, — Петя, опустив голову, посмотрел себе на грудь и не увидел татуировки. Вместо нее на коже оставались едва заметные белые полоски. .
— Ты что, гондон штопаный, с собой сделал?! — Стриженный под бандита мужик схватил его за плечи и тряхнул так, что голова у Пети несколько раз дернулась.
— Ничего я не делал. — Ему было противно слушать этот своей жалкий лепет.
— Мэйсон, иди сюда! — позвал мужик, приоткрыв дверь. — Сейчас такой ломешник увидишь!
— Чего еще? —
Вместе с ним в дверях камеры встал и второй.
— Депигментация, вот чего! Вы какую-нибудь маляву с воли ему передавали?
— Кончай парашу нести, какая малява?!
— Тату у него исчезла! Вы что, ослепли?! Была тату и нет! Где рисунок, гад? Куда дел рисунок, сученыш? — снова набросился врач-мясник на Петра.
— Надо к Чеченцу идти, — предложил один из тюремщиков.
— Вот ты и иди.
— А что я? Мне что сказано, я то и делал! Да, может, она снова вернется, эта тату, а ты сразу базар гнать.
— Ладно, замкните его на хрен. Пусть так сидит, без микстуры. Все равно таксиста для него не нашли. Завтра посмотрим.
ИСКУССТВО ОПЯТЬ ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ
— Представляешь, Глебушка, у меня с души прямо тяжесть спала.
Агния успела поймать нужное мгновение и выключить газ под туркой именно тогда, когда кофейная пена, взбурлив, рванулась наверх. Что-что, а уж варить кофе она умела. Глеб по вечерам предпочитал фруктовый чай «Пиквик», кофе для него был напитком утренним, но в честь непозднего прихода жены он готов был пить любую взрывчатую смесь.
— Помнишь, я тебе рассказывала про бабку, соседку Шолохова по его последней квартире. Она тогда таких вещей наговорила — про школьницу, которая будто бы ходила к Антону Шолохову, сам понимаешь зачем. Я даже писать чуть не передумала!
— Ну и что? — спросил нетерпеливо Глеб. — Бабка оказалась душевнобольной?
— Нет, бабка — нормальная. А вот школьница оказалась совсем не школьницей. А заслуженной артисткой Нинелью Кривозубовой.
— Это к которой я тебя послал в Русский музей?
— Ну да! Только она не Нинель, а Ника Самофракийская!
— Да, одна фамилия лучше другой. Хотя Пушкин и Толстой — фамилии тоже так себе.
— Это у нее сценический псевдоним. И роль тоже такая — вечно юная девочка.
— То есть никаких извращений?
. — Знаешь, у меня просто праздник на душе. Хотя, с другой стороны, какие-то странные смерти, уголовщина — и все вокруг его имени.
— Не говоря о том, что сам герой убит, а труп его украден. Тот случай, когда поговорка «искусство требует жертв» приобретает слишком буквальный смысл.
— Знаешь, мне последние недели просто страшно становится. — Агния порылась в сумочке и вынула отполированную металлическую пластинку шириной с ладонь. — Пощупай, — предложила
— Отличная полировка. Легированная сталь, хромованадиевый сплав. Тугоплавкий и очень прочный.
— Господи! Откуда ты все знаешь?! — изумилась Агния.
То, что муж свободно разговаривал на основных европейских языках, ее уже удивлять перестало. Хотя время от времени, рассказывая о жуткой истории их знакомства, она все-таки вставляла: «И такого человека под пытками заставляли признаться, что он — маньяк!»
— У меня же дядя был металлургом. И меня чуть не увлек в свою область. Где ты ее подобрала? — Глеб еще раз взвесил на ладони пластинку.
— Я про нее и хочу сказать. У нас есть автор, доктор наук, приходит время от времени с разными идеями. Теперь у него крыша подвинулась на экстрасенсорике. Так вот, он сегодня пришел, выложил эти пластинки и давай рассказывать, как они могут спасти от чужой энергетики. И из космоса.— от излучения черных дыр.
— Излучение черных дыр — очень интересно! — прервал Глеб ехидным замечанием. — Это все равно, что сияние темноты.
— Ну ты слушай. Он эти пластинки по пятьдесят долларов продавал! Сказал, что их заряжали все экстрасенсы и белые маги города. И, представляешь, мне вдруг так страшно стало, что я ее купила. Все, что у меня было, потратила и еще заняла.
— Бояться перестала?
— Не знаю, но стало как-то спокойнее. И все наши, глядя на меня, тоже стали покупать.
— Хороший доход! Сколько их было — десяток? Отлично у вас зарабатывают авторы. За статью-то вы бы ему ровно в сто раз меньше заплатили! Слушай, а Дмитрию Евгеньевичу ты всерьез обо всем этом не рассказывала? Я имею в виду не пластинку, а крутню вокруг твоего Шолохова.
— Димке! Да он как глухой стал. Откликается только на слово «маньяки»!
Они уже допили кофе и собирались разойтись по комнатам, Агния даже успела вымыть турку и чашечки. Но как раз в это мгновение затренькал телефон.
— Тебя. — Глеб протянул ей трубку. — Мужчина какой-то.
— Да, — сказала Агния отстраненно-доброжелательным тоном. — я вас слушаю.
Чаще всего домой ей звонили завлиты театров, чтобы позвать на читку новой пьесы, рассказать о вводе в спектакль актера, позвать на прогон.
— Здравствуй, моя милая, — услышала Агния незнакомый голос.
— Здравствуйте, — отозвалась она и подумала: скорей всего артист какой-нибудь спьяну.
— Что же это ты, дорогуша, все шастаешь: то в мастерские, то в цирк?
— Извините, я не поняла, с кем я разговариваю? — Агния постаралась спросить это строго.
Глеб, который отправился было к себе, замер в дверях и стал прислушиваться.
— С доброжелателем разговариваешь. С доброжелателем и гуманистом.
— Я сейчас положу трубку, если вы не представитесь. И вообще, я не понимаю, что вам нужно?