Тай-Пэн - Роман о Гонконге

Клавелл Джеймс

– Как же мука, черта с два, – откликнулся другой матрос, он жевал табак, облокотившись на фальшборт. – Плату получаешь звонкой монетой? И всегда, черт побери, в срок, клянусь Господом! Жратва что у твоего принца за столом? Да еще призовые деньги. Какого же рожна тебе еще надобно, Чарли? – Потом обратился к Кулуму: – Уж не знаю, как Тай-Пэн это делает, сэр, да только на его кораблях болезней и цинги меньше, чем на любом другом, сколько их тут ни плавает. – Он выпустил изо рта на ветер длинную струю черной от табака слюны. – Так что я

свою задницу вытираю и всем при этом доволен. Прошу прощения, сэр, на вашем месте, сэр, я сделал бы то же самое. Тай-Пэн страх как любит, когда его приказы выполняются!

– Взять рифы на брамселях и бом-брамселях, – прокричал с юта капитан Орлов неожиданно мощным для такого маленького человечка голосом.

Моряки ловко отдали Кулуму честь и присоединились к тем, кто уже карабкался наверх к парусам.

Кулум воспользовался бумагой, вымыл руки и спустился вниз к отцу и дяде, где стал ждать подходящего момента, чтобы вступить в разговор.

– Какой смысл в том, чтобы пользоваться бумагой?

– А? – Струан удивленно поднял брови.

– В гальюне. Подтирайся бумагой или десять суток в карцере.

– А, вон что. Забыл сказать тебе, сынок. Китайцы полагают, что между испражнениями и болезнью существует какая-то связь.

– Это смешно, – фыркнул Кулум.

– Китайцы так не думают. И я тоже. – Струан повернулся к Роббу: – Я пробую это уже три месяца на «Китайском Облаке». Больных стало меньше.

– Даже по сравнению с «Грозовым Облаком»?

– Да.

– Это совпадение, – покачал головой Кулум. Робб хмыкнул.

– На наших кораблях ты обнаружишь много совпадений, Кулум. Прошло лишь пятьдесят с небольшим лет с тех пор, как капитан Кук открыл, что лимоны и свежие овощи излечивают цингу. Может быть, испражнения действительно как-то связаны с болезнями.

– Когда ты мылся в ванне последний раз, Кулум? – спросил Струан.

– Не знаю... месяц... нет, вспомнил. Капитан Перри на «Грозовом Облаке» настоял, чтобы раз в неделю я мылся вместе с командой. Я тогда едва не умер от холода. Почему ты спрашиваешь?

– Когда ты в последний раз стирал свою одежду?

Кулум недоуменно заморгал, глядя на отца, потом опустил глаза на свои плотные штаны из коричневой шерсти и сюртук:

– Да никогда не стирал! Зачем ее нужно стирать?

Глаза Струана сверкнули:

– Отныне, на берегу или в море, ты будешь мыться целиком раз в неделю. Будешь пользоваться бумагой и мыть руки. Раз в неделю будешь отдавать свою одежду в стирку. Воду пить не будешь, только чай. И каждый день станешь чистить зубы.

– Зачем? Не пить воды? Это безумие. Стирать одежду? Господи, да ведь она от этого сядет, покрой испортится, и Бог еще знает что!

– Все это ты будешь делать. Это Восток. Ты нужен мне живым. Сильным. И здоровым.

– Я не стану. Я не ребенок и не один из твоих матросов!

– Тебе лучше послушаться отца, – сказал Робб. – Я тоже противился ему. Всем его нововведениям. Пока

он не доказал мне, что они срабатывают. Как и почему, не знает никто. Но там, где люди мерли, как мухи, мы остались здоровыми.

– А вот и нет, – возразил Кулум. – Вы сами говорили мне, что постоянно болеете.

– Да. Но этой болезни уже много лет. Я так и не поверил твоему отцу про воду и продолжал пить ее. Теперь мой живот кровит и всегда будет кровить. Мне уже с этим ничего не поделать, слишком поздно, но, клянусь Богом, я жалею, что не попробовал. Может быть, эта гниль и не забралась бы ко мне внутрь. Дирк никогда не пьет воду. Только чай.

– Это то, что делают все китайцы, парень.

– Я в это не верю.

– Что ж, пока ты выясняешь, правда это или нет, – резко бросил Струан, – ты будешь подчиняться приказам. Ибо это приказы.

Кулум вскинул подбородок:

– Из-за каких-то варварских обычаев этих язычников-китайцев я должен поменять весь свой образ жизни? Ты это хочешь сказать?

– Я готов учиться у них. Да. Я перепробую все, чтобы сохранить здоровье, и ты будешь делать то же самое, клянусь Богом. Стюард! – рявкнул он.

Дверь распахнулась.

– Да, сэр-р.

– Приготовьте ванну для мистера Кулума. В моей каюте. И чистую одежду.

– Есть, сэр-р.

Струан пересек комнату и встал перед Кулумом. Он обследовал голову сына. – У тебя вши в волосах.

– Я совсем тебя не понимаю! – взорвался Кулум. – Вши есть у всех. Они всегда с нами, нравится нам это или нет. Ты просто почесываешься немного, вот и все.

– У меня нет вшей, нет их и у Робба.

– Тогда вы особенные. Прямо уникальные. – Кулум раздраженно отхлебнул из бокала с шампанским. – Мыться в ванной – значит глупо рисковать здоровьем, все это знают.

– От тебя дурно пахнет, Кулум.

– Ото всех дурно пахнет, – нетерпеливо отмахнулся Кулум. – Зачем же еще мы постоянно таскаем с собой помады? Вонь – просто часть нашей жизни. Вши – это проклятие, ниспосланное людям, о чем тут еще говорить.

– От меня не пахнет, не пахнет от Робба и от членов его семьи, не пахнет ни от одного из моих матросов, и мы самая здоровая компания на всем Востоке. Ты будешь делать то, что от тебя требуют. Вши – это совсем не обязательно, равно как и вонь.

– Тебе надо побывать в Лондоне, отец. Наша столица воняет, как ни один другой город мира. Если люди услышат, что ты проповедуешь насчет вшей и вони, тебя сочтут сумасшедшим.

Отец и сын сверлили друг друга взглядом.

– Ты подчинишься приказу! Ты вымоешься, клянусь Богом, или я заставлю боцмана вымыть тебя. На палубе!

– Соглашайся, Кулум, – вмешался Робб. Он чувствовал растущее раздражение Кулума и слепое упрямство Струана. – В конце концов, какое это имеет значение? Пойди на компромисс. Испробуй это в течение пяти месяцев, а? Если к этому времени ты не почувствуешь себя лучше, вернешься к тому, как жил раньше.