'Тайфун' меняет курс
Шрифт:
Я застонал от ненависти, душившей меня. Мощности этого чудовища хватало на то, чтобы действительно вмешаться в кухню тайфунов.
Раструб издевательски подмигнул черным глазом и скрылся.
Сильный толчок чуть не сбросил меня за борт Мощный гул моторов, тот самый, что был записан еще вчера системой акустоконтроля, не оставил сомнений: работают двигатели плавучего метеотрона. Мы были в его плену, он увлекал нас, мы плыли навстречу новым опасностям. Метеотрон, скрываясь от глаз международной инспекции, уйдет под воду. Мы последуем за ним. С разбитым люком, с зияющими
Когда я спустился в каюту, Генрих глухо замычал и опрокинулся лицом вниз.
– Генрих, вы меня слышите? Генрих!
Он перевернулся на спину и вполне осмысленно посмотрел на меня.
– Зачем вы завязали мне руки?
– Что делали вы этой ночью в химической лаборатории?
– Ничего особенного. Я вспомнил, что надо приготовить побольше консервирующей жидкости.
– Вы говорите почти правду. Консервирующая жидкость... Точнее, две жидкости. Вот эти!
Я показал ему клочок бумаги с формулами. Он боднул подбородком воздух. При желании это могло сойти за жест согласия с моими словами.
– Зачем вы смешали эти два реактива? Вы знаете, как на языке международных инспекций называется то, что вы получили? Бинарное оружие. Два невинных реактива, соединяясь, образуют нервно-паралитический яд. Чрезвычайно удобное, тихое оружие. Так, Генрих?
– Я не хотел ничего дурного.
– Вы могли убить всех нас, Генрих. И себя тоже. Вы не боялись?
– Я знал, что мы все обречены на гибель.
– Вы знали, что приближается плавучий метеотрон?
– Он здесь?
Генрих говорил все медленнее, глаза его закрывались. Он знал, видимо, очень многое, и груз этих тошнотворных знаний убивал его. Трус умирает раньше смерти. Но четыре прочных поплавка ждали записок. Почта ненадежная, но единственно возможная в наших обстоятельствах.
– Мы погибнем. Но перед этим я заставлю вас говорить. Мне придется быть грубым и жестоким, но я постараюсь все время помнить, что вы хотели нас отравить. И это поможет мне быть очень грубым.
Я сумел напугать его. Он весь сжался. Мокрый, дрожащий комок человеческой плоти.
– Я вовсе не хотел вас... отравить, - выдавил он из себя.
– Я знал, что мы погибнем и на всякий случай приготовил яд. Боялся лишних мучений.
– Вы боялись утонуть? Сгореть? Или боялись людей, которые могли напасть на корабль?
– Боялся людей. Впрочем, это все равно...
– Говорите яснее. У нас мало времени.
– За две недели до отплытия ко мне в гостиницу пришел человек. Очень смуглый. Высокий. Господин Сид-Мохнабедли. Так он назвал себя. Сказал, что ему порекомендовал обратиться ко мне профессор Клермон. Я слышал это имя, но не знал его лично Смутно помнил, что он занимается активным воздействием на облака. Я не интересовался подобными работами, в них много шарлатанства. Метеорология должна быть точной наукой.
– Что предложил вам Сид-Мохнабедли?
– В первый момент мне показалось, что он просит о пустячной услуге. Иногда передавать часть метеорологической информации с "Тайфуна" на волне, которую он мне укажет. Это ведь пустяк, не правда ли?
– Вы знали, что корабли международной метеослужбы не имеют права снабжать прогнозами частные фирмы?
– Он обещал мне стажировку в одном из крупнейших университетов мира. Это было очень заманчиво. У меня как-то не ладилась моя научная карьера. А здесь -такая перспектива! Моим коллегам и не снилось такое...
Страх плюс честолюбие. Математика измены и подлости.
– Но потом я отказался. Эти прогнозы... знаете, они совсем не были похожи на обычные прогнозы, необходимые для безопасного плавания в ограниченных акваториях. Их интересовала сумма метеорологических данных, необходимых для активного вмешательства в процесс образования тайфунов. Господин Сид-Мохнабедли говорил, что это проект "Бэгвиз".
– "Бэгвиз"?
– Так на Филиппинах называют тропические ураганы.
– Профессор Клермон занимался искусственным воздействием на погоду?
– Да. Наверное. Не знаю точно. В научных кругах его не воспринимали всерьез. Но я сопоставил его имя с предложением Сид-Мохнабедли и понял, что они занимаются недозволенным.
– Недозволенным! Мягко сказано. Я приблизительно подсчитал мощность метеотрона, который нас так удачно подцепил на крючок.
Я назвал цифру. Генрих застонал.
– Примерно десяти таких метеотронов, удаленных друг от друга на двадцать сорок миль, вполне достаточно, чтобы вызвать искусственный тайфун с катастрофическими последствиями для сотен миль побережья. Или изменить направление уже начавшегося тайфуна.
– Он запугал меня. Я отказался передавать какую-либо информацию. Тогда он пригрозил мне. Шантажировал... В наше время политика такая запутанная вещь. У меня есть вина перед нашей республикой. Нет, не вина, скорее, оплошность. Я думал, что все забыто. Но этот господин напомнил. Потом он пригрозил мне, что похитит моих детей...
Если бы он вовремя предупредил нас, мы имели бы реальные шансы на спасение.
– Я понял, что они постараются уничтожить нас, и приготовил яд. Мне страшно думать, что будет с нами, если мы попадем в лапы к этому субъекту. Если бы я умер, Сид-Мохнабедли оставил бы в покое моих детей.
– Зачем мы ему нужны?
– У него нет квалифицированных метеорологов. Мишель Клермон не в счет. Ему нужны настоящие ученые.
Брать в плен ученых. Шантажировать их. Дикость. Века наслаиваются друг на друга. Но разве пресловутая "утечка мозгов" не тот же метод похищения ученых, только более цивилизованным способом?
– Анвар добавь в записку, что для плавучих метеотронов необходима база. Надо пополнять запасы энергии. Пусть ищут базу.
Я надеялся, что пропажа "Тайфуна" уже взволновала Международный метеоцентр. В квадрат его предполагаемого местонахождения отправят вертолеты которые ничего не найдут. Еще хуже если они обнаружат пятно нефти, оставленное после себя метеотроном и посчитают, что корабль затонул. Никому и в голову не придет, что мы еще живы. И все же метеоцентр постарается выяснить причину катастрофы. Но к моменту появления спасательных отрядов мы вновь окажемся в другом месте.