Тайфуны с ласковыми именами
Шрифт:
– Нисколько. Если мне что-то внушает страх, так это общение с людьми, но вовсе не одиночество. А судить обо мне по моей кажущейся болтливости не стоит, вы можете прийти к ошибочному заключению. Я ужасно необщительна, мосье Лоран.
– Но ведь человек нуждается в общении.
– Я тоже. Но лишь с детьми. И если я добиваюсь принадлежащего мне по закону, то вовсе не для того, чтобы копить капитал в банке. Только, судя по вашим намекам, мое право на эти камни не так уж бесспорно, как утверждал отец…
– Я этого не говорил.
–
– К сожалению, я не в состоянии этого сделать. А рот открыть вам всю правду могу. Речь идет о десяти брильянтах исключительной ценности, один из которых, самый маленький, ваш отец продал, это было довольно давно, так что теперь их девять. Когда-то они принадлежали одному греческому миллионеру, но нацисты ограбили его, а потом продали награбленное вашему отцу, который, разумеется, мог и не знать о происхождении камней…
– И все-таки они краденые…
– Что ж, верно. Но бывшего владельца давно нет в живых, а наследники тоже отсутствуют – значит, никакого законного претендента не существует, не говоря уже о том, что вся эта история имеет немалую давность.
– И все-таки они краденые… – повторяет девушка как бы про себя.
– Однако ваш отец их не украл. И, по-видимому, он заплатил за них довольно солидную сумму.
– Действительно… – снова произносит она как бы про себя. – Может, вы и правы. И все же, должна признаться, после вашего рассказа эти брильянты внезапно померкли в моих глазах…
«Точь-в-точь как белый сапфир Розмари», – мелькает у меня в уме.
– Раз вы решили употребить их на такое благо родное дело, они никоим образом не должны меркнуть в ваших глазах, – твердо говорю я. – Разве будет лучше, если они попадут в руки мошенников и стяжателей?
– Хорошо, если так, – отвечает она все еще с ноткой неуверенности в голосе. Потом возвращается к прежней теме: – А в чем состоят ваши интересы?
– Поскольку я уже проникся доверием к вам и поскольку вы болгарка, я вам отвечу прямо…
– О, болгарка! Сильно сказано, – замечает она, и на лице ее появляется анемичная улыбка. – Никогда в жизни не видела Болгарию.
– А вам не хотелось бы ее увидеть?
– Зачем? Меня с этой страной ничто не связывает. Да и путешествовать я не любительница. Каждое путешествие приносит разочарование. Как и новое знакомство. Как любая перемена. Издали все кажется лучше. И этот мир лучше, когда на него глядишь из окна своей комнаты, из «окна» телевизора. Реальность всегда уродливей, чем ее изображение. В реальной жизни нам вечно досаждают неудобства: жара или холод, дурные запахи или назойливые мухи, вынужденная усталость и чрезмерная потливость… – Она замолкает. Потом опять спохватывается: – Вы что-то начали было рассказывать…
– Да, о моих собственных интересах. Один человек – скажу прямо, бывший полицейский – оставил в свое время вашему отцу на хранение кое-какие списки. Отец ваш взял их просто так, чтобы оказать услугу своему старому знакомому. Только знакомый давно умер, а списки все еще существуют, и если бы они попали в чьи-то грязные руки, то могли бы причинить немало неприятностей людям, имена которых в них фигурируют.
– Вы хотите сказать, что именно эти бумаги вам нужны…
– Именно. Только я понятия не имею, где они находятся, и, так как вам они совсем ни к чему, как, впрочем, и любому другому, кроме какого-нибудь злоумышленника, я бы просил вас в случае, если вы их найдете…
– Зачем мне их искать? – останавливает меня Виолета самым обычным тоном. – Я знаю, где они находятся. Если, конечно, это то самое, что вы ищете: тоненькие узкие полоски бумаги, на которых значатся разные болгарские фамилии.
– Должно быть, это они и есть, – киваю я, стараясь в свою очередь, чтобы мои слова тоже звучали как можно более обычно.
– Вы можете получить их завтра же. Они в банковском сейфе моего отца. Но, уверяю вас, в этом сейфе нет ничего другого, кроме никому не нужных старых бумаг.
– Ничто другое меня не интересует, – бормочу я. – Тогда давайте завтра же подъедем к банку, – предлагает она, явно довольная, что может порадовать меня тем, что для нее самой не представляет никакой ценности.
– Чудесно. Только надо сделать так, чтобы люди, не в меру любопытные по отношению к вам, этого не заметили. Банк, сейф… Этого им вполне достаточно, чтобы вспомнить про брильянты.
Она молча кивает. Потом вдруг ей приходит поистине гениальная идея. Она лезет в сумочку и подает мне маленький секретный ключ.
– В таком случае поезжайте вы один. Вот вам ключ. Только запомните шифр: «Зебра». В этом банке вместо цифрового шифра применяется буквенный.
Поблагодарив, я беру ключ и с безразличным видом сую его в карман, все еще не в состоянии поверить в случившееся. Потребовалось провести столько сложных комбинаций, потратить столько времени на подслушивание и выжидание, столько раз идти на риск и вступать в отчаянные схватки, чтобы в один прекрасный момент в каком-то кафе, где безраздельно властвуют шляпы бабушек, какое-то невинное существо небрежно сунуло руку в сумочку и вручило тебе ключ от секретного архива.
Этой хрупкой женщине и невдомек, что хранящиеся в сейфе жалкие бумажки стоят дороже всех брильянтов, так как с ними связано спокойствие миллионов людей и даже целой страны. Но какое ей дело до этой страны, если она знает о ней только понаслышке и даже не испытывает желания видеть ее.
– Я вполне понимаю, это не бог весть какая услуга, – улавливаю, как во сне, голос Виолеты. – Но мне все же кажется, пусть не ради услуги, а просто из дружеских чувств, и вы когда-нибудь проявите отзывчивость.