Тайга
Шрифт:
– Уже не так. Годы-то не те.
– Да! Да… - он задумался на мгновение.- Ну ладно. Будь здоров.
Мы направились к выходу.
– Да... Молотил, по пьянке он свою жену, как бедолага только выживала.
Мы вышли из калитки и прямо за ней остались мои воспоминания о семье Сергеевых, потому, что перед нами стоял дом Фалалеевых. На против этого дома мы каждый вечер, летом, играли в ,,Русскую лапту”.
– Вот здесь, на этом месте, у нас было поле. Была самая любимая игра. Как наберётся команда человек по двадцать и начинали резаться. Сколько
Мы шли дальше по улице. Я вкратце рассказывал Лене, что в этом доме жила семья Куликовых. Мы хотели зайти, но на дверях висел замок. Просто висел незакрытый.
– Я тоже не помню, что-бы мы закрывали дом на ключ. Так накинешь замок, и побежал. Напротив жила семья, тоже Фалалеевы. Его звали дядя Ваня, а как звали жену я, и не вспомню. Мы мало общались с ними. Как-то они жили сами по себе. Почему, я не знаю. Мне очень нравилась младшая, у них, Люба. У неё были белые волосы и всегда заплетённые в косу. Наши окна были напротив. Я наблюдал за ней из нашей детской, а она из кухни. Интересно. Вспоминала она меня, когда нибудь? А в этом доме жила Сорокина Галина Ивановна. Моя первая учительница. Злая была. Что-то не по ней указка по башке пробежится обязательно,а то и по рукам поддаст! Но я тогда был ребёнок примерный. Учился на одни пятёрки и мне не довелось, с ней конфликтовать. Я не заморил тебя ещё?
– Зря ты так! Мне так интересно. Ты мне рассказываешь про своё детство, а я тем временем вспоминаю своё. Ты не отвлекайся.
– А вот в этом маленьком домике жили дед с бабкой. Я только позже узнал, что это были родители, того дяди Пети, у которого мы были. Ты представляешь. Деду было под восемьдесят, а он за один присест выкуривал пачку беломора. Бедная бабулька. Она на сутки покупала ему двадцать пачек. Вот здоров был мужик. Справа, в этих двух домах, я толком не помню кто и жил. Хозяева часто менялись...
– А вот в этом доме жила тётя Шура. Она продавала в клубе билеты, в кино. Когда умер у неё муж, мой старший брат Витька, говорил, что видел, как ночью к ней в трубу прилетал яркий сноп. Мои родители говорили, что это он с кладбища прилетает. А утром, до первых петухов улетает. Меня это так интриговало. Я часто по ночам смотрел из спальни в окно, надеясь это увидеть, но мне не повезло.
– А вот в этом маленьком домике жили Иван да Марья. Правда! Их так и звали. Они мне напоминали цветок ,,Иван да Марья” Были такие же неразлучные. Всегда были вместе. А вот и тот дом, где сейчас живёт Ванька Сергеев. Нам с тобой сюда зайти нужно.
– Первый раз, когда ты представил меня женой, я подумала, что глупо. Можешь называть. Мне понравилось.
Мы подошли к большим деревянным воротам. Хоть они были тех времён постройки, но стояли прочно, не покосившись. Чувствовалось, что хозяин в доме есть. Говорят, что жену познают по порогу, а я думаю, что хозяина нужно познавать по воротам. Я постучал железным кольцом на воротах.
– Хозяева! Есть кто живой?
Окна в доме были открыты настежь и было слышно, как хозяйка
– Иди, обормот! К тебе, наверно, алкаши твои пришли. Не дай бог напьёшься. Домой не пущу. Ночуй там, где жрёшь.
– Чё орать-то! Может люди по делу пришли. Разоралась сразу.
По деревянному настилу в ограде зашуршали тапочки и вот открылась дверь.
Ванька! Он ни сколько не изменился. Повзрослел, конечно. Мужик мужиком.
– Иван! Ты меня узнаёшь?
Он внимательно посмотрел на меня.
– Андрюха! Ты чё-ли? Откуда? Какими ветрами тебя занесло? Лет тридцать мы с тобой не виделись? Вы проходите. Жену-то как зовут?
– Лена. Да! Наверное, и больше тридцати.
Мы не стали заходить в дом, сославшись, что у нас мало времени. Присели на скамейке во дворе.
– Вань! Ты где работаешь? Чем занимаешься? Был только, что у твоего бати. Обижается он на тебя с Петрухой. Не помогаете ни хрена. Жрёте водку обормоты.
Он почесал затылок.
– Да есть маленько. Немножко-то можно. Дак чё... Петька приходит,обязательно не порожний. Ну, мы с ним и причащаемся, иногда с устатку. Работать негде, не работаем. Всё к чёрту развалили. Что осталось, пропили. Рельсы, что шли на Игру, пропили до самой Игры.”
– Как пропили? Я собирался поездом ехать до Игры.
– Не ходит поезд-то. Давно уж. Как перестал ходить, так и начали снимать рельсы. Мы своё. Каждая деревня своё. Так и не стало рельс до самой Игры.
– Ну! Вы ребята даёте! А как вы выбираетесь отсюда?
– Так автобус, с Красногорья два раза в день ходит. Вот на нём и мотаемся. Пока рельсы были, что-то зарабатывали. Потом всё. Халява закончилась. Сейчас с Петром рубим бани. Тоже редко заказывают. Да и все почти только этим живут.”
– А завод, что?
– Ты не видел, что ли? Весь развалили. Разворовали, как перестройка началась. Завод остановили. Сказали, что кто-то с Ижевска, мол выкупил. Самое ценное начальство растащило, а всё, что осталось, ушло на металлолом.А потом с Ижевска приехали и взорвали,чтобы не убило никого кирпичами... Я думал ты автобусом ехал, так видел.
Я не стал объяснять ему, что зашёл совсем не с той стороны. Смотрел на него и думал. До чего довели страну! Как опустили простой народ на колени. И так вся страна. Куда не сунься. Пропили, растащили. Ни какой производительности. Мне стало грустно. Настроение стало портиться. Захотелось идти дальше. Чувствую, его тоже взяло за больное.
– Вань! А Петька где живет?
– За рекой. Это надо показывать. Так я тебе не объясню.
– Я же не в тайге. Спрошу у людей. Как зовут, знаю, так что найду. Если мне вдруг не доведётся попасть к нему, передай огромный привет.
– Так может зайдём, да отметим это дело?
– Нет Ванёк, спасибо. У нас ещё дел много, А время в обрез.
– Ну, смотрите сами, а то…
– Всё, всё. Извини. Мы пошли. Будет время, мы ещё зайдём.
Я обнял его по братски.
– Слушай! А Сашка где? Мишка, Андрей, Юрка. Где все?