Тайна «Архелона» (Крик дельфина)
Шрифт:
Рооп уложил матроса выстрелом из пистолета и захлопнул крышку лаза, зажав ее рычагом кремальеры. Все это заняло у него считанные секунды.
– Держи!
– крикнул он Бар-Маттаю, и тот перехватил рычаг кремальерного запора, навалился на него грудью. Сухо и зло щелкнула в сталь переборки ответная пуля, за ней другая, третья… Стреляли скорее в бессильной ярости, чем по здравому расчету. Пробить двухдюймовую полусферу можно было разве что из базуки.
Старший офицер вращал вентили аварийного продувания в обратную сторону. Рев воздуха прекратился.
– Рооп!
– крикнул Рейфлинт из глубины центрального поста.
– Что случилось?
Рооп дышал тяжело - видно, кислород в его аппарате кончился.
– Командир… Это Бахтияр… Я видел… Этот каналья всыпал какую-то дрянь… в лючок вентиляции. С ним еще двое… Они в масках…
Рычаг кремальеры задергался, и Рооп поспешил помочь Бар-Маттаю. Тяжести их тел явно не хватало, чтобы преодолеть нажим с той стороны. Рооп уперся ногами в верхний свод лаза…
Первой мыслью Рейфлинта было немедленно всплыть и провентилировать отсеки. Но едва он услышал выстрелы, как резко отодвинул штурвал, и стрелка глубиномера пошла к черному сектору… В распахнутую дверь смежного отсека он видел, как перекосился коридор среднего прохода. Он слышал, как захлопали выдвижные двери кают, как загремела в кают-компании посуда, летящая с полок… Дифферент становился все круче и круче; по глухим ударам, сотрясавшим корпус, он чувствовал, как срываются с фундаментов турбины, аккумуляторные баки…
Бар-Маттай едва добрался к колонке аварийного продувания цистерны. Он еще мог успеть повернуть маховик, и воздух высокого давления выдавил бы балласт из цистерн, он мог успеть нажать и на клавишу системы продувания цистерн газами специальных пороховых петард. Он даже успел повернуть маховик на пол-оборота, и в магистралях уже зашипел воздух. Но, увидев, с какой решимостью Рейфлинт отжимает штурвал, выставив руки вперед, словно пловец, ныряющий в бездну, Бар-Маттай рванул маховик в обратную сторону. Выбор был сделан. Из дурной игры они выходили с Рейфлинтом вместе.
Атомарина клонилась на нос, превращаясь с каждым градусом дифферента в подобие башни. И семь отсеков громоздились один над другим этажами, а этажи расходились кругами ада…
Рейфлинт успел поразиться тому, каким чужим и зловещим вдруг стал по-домашнему привычный коридор, уходящий теперь в бездну…
Хлопок, похожий на звук лопнувшей лампочки, был последним вздохом «Архелона»…
Дельф пошел вслед за громадной черной рыбиной - на глубину. Голубая приповерхностная вода быстро синела, темнела, пока за хвостом не сомкнулась черная мгла. Он испустил тонкий, слышимый только ему самому свист, и к нему вернулось замирающее эхо. И все последующие эхо приходили все слабее и слабее - рыбина погружалась опрометчиво быстро. Дельф подал сигнал опасности: «Пора выходить! Не хватит воздуха!» Но эхо к нему не вернулось. Тогда он рванулся вверх и, бешено работая хвостом и плавниками, вбуравился в огромную толщу. Ни один дельфин еще не нырял так глубоко, и Дельфу показалось, что он никогда не выплывет на поверхность. Снизу его догоняли большие черные пузыри, вогнутые, как шляпки медуз… Дельф почувствовал, как потеплела вода, и он наддал изо всех сил. Вот уже показалась, засверкала, заколыхалась над головой солнечная изнанка волн. Он вылетел из воды с распахнутым дыхалом, и весь прыжок едва уложился в глубокий и сладкий вдох. Солнце алым дельфином выгибало над горизонтом спину, и Дельф, испустив радостный крик, помчался к нему, пронзая гребни невысоких волн.
ПОД СЕНЬЮ МЕТЕОРНОГО ДОЖДЯ
Звездопадной августовской ночью прогулочная яхта профессора Сименса легла в дрейф неподалеку от световых буев, ограждавших акваторию дельфинария. Залив сиял огнями, словно зеркало, поднесенное к люстре. Стеклянный кристалл «Акварамы» тлел голубым неоном - безошибочный ориентир для тех, кто вглядывался с яхты в берег ночного города.
– Доплывешь?
Флэгги презрительно фыркнула, поправила тяжелый водолазный нож, пристегнутый к голени, и бесшумно соскользнула с кормы в воды. В черном изопреновом жилете, сберегающем тепло тела, она сразу же растворилась в полуночной тьме.
Метеорные дожди-персеиды прожигали небо дружными огненными роями. Они сулили удачу, ибо Флэгги еще на яхте, глядя, как падают звезды, трижды успела загадать и даже прошептать свое желание…
Она плыла быстро, работая ластами и раздвигая воду руками в перепончатых перчатках. Через четверть часа, спугнув стаю спящих на воде чаек, Флэгги уткнулась в крупноячеистую сетку, отгораживающую вольеры от открытого моря. Там в капроновых клетках шумно вздыхали полуспящие-полубодрствующие дельфины. В несколько взмахов ножа Флэгги вспорола сетку и тихо позвала:
– Чак, Чак! Иди сюда!
Чак откликнулся радостно трелью скрипучего клекота и легко пронырнул сквозь брешь в вольере. Как ни спешила Флэгги, но не удержалась, крепко обняла дельфина, прижалась щекой к теплой шершавой коже.
– Узнал, малыш?! Узнал… Ну давай, милый, вперед, туда!
И Флэгги выбросила руку в сторону яхты, скорее угадывая, чем видя ее. Чак дал ухватиться за спинной плавник, взбил хвостом воду и помчал прочь от «Акварамы»…
Флэгги помогли взобраться на борт яхты, что Чаку очень не понравилось, но несколько рыбешек, метко брошенных ему в пасть, и ласковый голос его былой повелительницы сделали свое дело. Чак пошел за яхтой и сопровождал ее до входа в безымянную пустынную бухту, на берегу которой скупо светились огоньки «Объекта D-200».
Здесь точно так же, как и перед «Акварамой», яхта легла в дрейф, а с кормы ее соскользнула в воду ластоногая Флэгги. Только на сей раз ей не пришлось плыть самой: Чак снова позволил ухватиться за спинной плавник и повлек свою наездницу в глубь бухты.
Флэгги ничуть не удивилась, когда рядом с ней вынырнул еще один дельфин - с маской на роструме; взблеснула ядовитая игла - та самая, которой страж бухты должен был поражать непрошенных подводных визитеров. Флэгги знала: истребитель боевых пловцов опасен только под водой, и то не свирепостью - натаскать дельфина на человека, как собаку на зверя, невозможно, - а своим инстинктом спасателя, стремлением подтолкнуть тонущего собрата к поверхности. Увы, этот рефлекс природной доброты обманно переиначивался в тренировочных бассейнах «объекта D-200» в невольное убийство.
Флэгги покрепче сжала тугой плавник Чака. Вольеры с боевыми дельфинами были уже близки. Почуяв вольного сородича, «живые торпеды» взволновались, забили по воде хвостами, запрыгали из угла в угол, точно крутили невидимые колеса. Флэгги с тревогой посмотрела на сторожевую вышку. Луч прожектора лениво мазнул по мосткам, огибающим вольеры, по бетону гидроканалов, по темной ночной воде и, не нашарив ничего подозрительного, медленно погас.
– Чего они бесятся?
– спросил чей-то сонный голос.
– Дикий дельфин зашел в бухту, сэр!
Выждав, когда шаги охранников затихли, Флэгги отстегнула нож и принялась кромсать сетчатые перегородки. Окоченевшие пальцы плохо слушались, лезвие то и дело натыкалось на раковины мидий, густо облепивших сетки. При каждом рывке рука Флэгги загоралась в морской воде нежным зеленоватым огнем, как будто ножом орудовал некий призрак, а не человек… Она переплывала от вольера к вольеру, оставляя в сетках рваные звезды дыр, и в них устремлялись пленники «объекта D-200».