Тайна Богов
Шрифт:
– Тогда мы застрянем на каком-то этапе нашего существования. Как приклеенные. Как фильм, поставленный на паузу. И будем ждать, когда у него появится желание закончить книгу.
– А если оно у него не появится?
– Наш мир остановится там, где он бросит книгу.
– А если он будет читать быстро?
– Тогда и мы будем жить быстро.
– А если он станет перечитывать…
– Тогда мы снова будем переживать те же приключения.
Не может быть! Я снова буду танатонавтом, увижусь с Розой, встречусь с Дельфиной, Афродитой… Я переживу то, что уже было со мной! Каждый раз
Одна вещь тем не менее беспокоит меня.
– А если читатель на дочитает до конца, если бросит книгу посередине или всего за несколько страниц до конца?
– Это ничего не изменит. Ведь у книги не один читатель. Если кто-то другой продолжит читать о наших приключениях, то они будут продолжаться. Чтобы наша Вселенная погибла, нужно, чтобы все читатели разом отложили эту книгу.
Уэллс мерцает в восторге от этой мысли. Наши сферы-звезды покрываются сияющими прожилками. У звезд это означает, что они напряженно думают.
– Но есть одно «но». Наши персонажи бессмертны, но не «неизменны». Читатель может по-разному представлять нас, когда впервые читает о нас и когда перечитывает книгу. Если он возьмется за чтение в подавленном настроении, возможно, он представит нас в мрачном, холодном мире. А если он будет счастлив, то сам добавит детали, которых в тексте и не было. Он увидит нас более красивыми, яркими, веселыми.
– Ты прав. Читатель может домыслить какие-то подробности. Он будет думать, что прочитал об этом в книге, а на самом деле они сами появились в его воображении, когда он был погружен в чтение, или всплыли на поверхность из его собственных воспоминаний.
– Если читатель – мужчина, он может вообразить Афродиту похожей на одну из своих подружек или на свою мать в юности.
– А если книгу будет читать женщина, то тебя, Мишель, она может представить похожим на своего бывшего парня.
У меня начинает кружиться голова. Странно, но встреча с 9, Галактикой, и с 10, Мирозданием не произвели на меня такого впечатления, как глаза Читателя или Читательницы, которые именно в эту минуту следят за моими приключениями.
«Вы…»
– Нет, – вдруг протестую я. – Ты ошибаешься! Мы не можем быть внутри романа. По очень простой причине. Я вижу тебя, слышу и говорю с тобой. Я могу по собственной воле перестать двигаться. И это будет мой свободный выбор, решение, которое принял Мишель Пэнсон. Никто не может мне указывать, как поступить. Ни писатель, ни сценарист, ни читатель не заставят меня делать то, что я не хочу. Я свободен. СВОБОДЕН. И я не персонаж романа. Я настоящий. НАСТОЯЩИЙ.
Я твержу это, будто хочу сам себя убедить. В душе я начинаю вопить:
– Я НЕ ПЕРСОНАЖ РОМАНА! Я СУЩЕСТВУЮ НА САМОМ ДЕЛЕ!
Я выкрикиваю эти слова все громче. Потом принимаю новое решение.
– Моя мысль не имеет границ, я хочу выйти из книги и обратиться к читателю.
– Нет, – говорит Эдмонд Уэллс, – мы не можем покинуть эту Вселенную. Наш потолок, последняя преграда – это бумажный лист, внутри которого мы парим.
– Нам всегда удавалось пересекать любые границы. Мы превосходили самих себя, чтобы попасть на следующий
– Мишель, мы же на странице! На странице книги! Мы не можем выйти за ее границы. Читатель – наш единственный хозяин.
– Я решил, что буду сам себе хозяин, буду сам решать свою судьбу. А Читатель может катиться к черту!
Я разгоняюсь насколько могу и со всей силы врезаюсь в стену Вселенной-Страницы в том месте, где нет букв.
– Смотри! Я оставил след, ударившись о страницу. Мой собственный жар оставил огромное серое пятно. Похожее на точку.
Я зависаю под этим пятном в восторге от того, что сумел оставить след на стене.
– Да, но посмотри на глаза Читателя. Он увидел эту точку и продолжает читать. Для него это просто типографская точка.
– Подожди, это еще не все!
Я снова разгоняюсь и нацеливаюсь на совершенно белую страницу. …
– Теперь-то уж Читатель точно это заметит. Целый ряд точек вместо букв на большой белой странице! Он должен понять, что происходит что-то необычное. Такого в книгах «обычно» не бывает.
Мы подлетаем к стене, отделяющей нас от Читателя, чтобы лучше видеть, как он будет реагировать. Как изменится выражение его глаз по ту сторону нашей Вселенной.
– Он продолжает читать! Читатель не замечает нас в толще страницы. Мы тут как за зеркальным стеклом, не покрытым амальгамой. Для него все, что происходит на странице, нормально, это просто часть романа. В лучшем случае он думает, что это такой авторский прием.
– Ничего нельзя сделать!
– Мы видим его, но он не может увидеть нас. Мы можем исчертить всю страницу вдоль и поперек, а он все равно не заметит нас.
– Стой! – кричу я. – Если мы можем ставить точки, значит, мы можем управлять тем, что происходит на странице. Давай попробуем вот что: появимся в своем настоящем обличий, но в увеличенном виде и на черном фоне. (в книге вся страница черная и в центре два белых пятна.) Розовые пальцы переворачивают страницу. Я в отчаянии. Глаза пробегают по строчкам.
– Опять не получилось. Читатель думает, что это авторская находка…
– Чихал я на автора. Я буду говорить прямо с Читателем, без помощи автора. (в книге задом наперед от руки идет некий текст) с^гомЛно квткйг/ оуо – Он не сможет прочитать, ведь для него это написано шиворот-навыворот.
– Ничего страшного. У меня полно времени и пространства.
– Если можешь, попытайся написать печатными буквами. Тогда Читателю будет легче разобрать.
Я ЗДЕСЬ, НА ЭТОЙ САМОЙ СТРАНИЦЕ, И Я СМОТРЮ НА ВАС
Глаза по-прежнему скользят по строчкам.
– Читатель все еще полагает, что все в порядке. Он считает, что все, что появляется на страницах книги, это часть романа, – вздыхает Эдмонд Уэллс.
Я напрягаю все свои силы и пытаюсь передать читателю мысль:
«ЧИТАТЕЛЬ, ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ, ЗНАЙ, ЧТО МЫ ЗДЕСЬ. ЭДМОНД УЭЛЛС И Я. МЫ ВНТУРИ ЭТОЙ САМОЙ СТРАНИЦЫ, КОТОРУЮ ТЫ ЧИТАЕШЬ. МЫ НЕ ПРОСТО ПЕРСОНАЖИ РОМАНА. МЫ СУЩЕСТВУЕМ НА САМОМ ДЕЛЕ».
Глаза Читателя неумолимо скользят по строчкам.