Тайна болезни и смерти Пушкина
Шрифт:
У Комендантской дачи они нашли карету, присланную на всякий случай бароном Геккерном, отцом. Дантес и д'Аршиак предложили Данзасу отвести в ней в город раненого поэта. Данзас принял это предложение, но отказался от другого, сделанного ему в то же время Дантесом, предложения скрыть участие его в дуэли.
Не сказав, что, карета была барона Геккерна, Данзас посадил в нее Пушкина и, сев рядом, поехал в город. Во время дороги Пушкин держался довольно твердо; но, чувствуя по временам сильную боль, он начал подозревать опасность своей раны.
Пушкин вспомнил про дуэль общего знакомого их, офицера Московского полка Щербачева, стрелявшегося с Дороховым, на которой Щербачев был смертельно ранен в живот, и, жалуясь на боль, сказал Данзасу: «Я боюсь, не ранен ли я так, как Щербачев». Он напомнил также Данзасу о и своей прежней дуэли в Кишиневе с Зубовым [232] .
Во
232
Щербачев Михаил Николаевич (ум.2.09.1819 г.) – участник Отечественной войны, поручик лейб-гвардейского Московского полка. 2 сентября 1819 года был смертельно ранен Р.И. Дороховым на дуэли под Петербургом. Дорохов Руфин Иванович (1801–18.01.1852) – воспитанник Пажеского корпуса (вып.1819), прапорщик Учебного карабинерского полка, с 1828 г. по август 1833 г. прапорщик Нижегородского драгунского полка. За неукротимый нрав и буйные выходки был неоднократно разжалован в рядовые. Знакомство и начало общения Пушкина с Дороховым относится к петербургскому периоду жизни поэта (1819–1820). Зубовы, близнецы-братья: Александр Николаевич (ок.1802) – с 1844 г. отставной капитан и Кирилл Николаевич (1802 – не ранее 1867 г.) – впоследствии генерал-майор. Кишиневские знакомые Пушкина. По окончании Муравьевского училища для колонновожатых (вып. январь 1823 г.) в чине прапорщиков были откомандированы на топографическую съемку Бессарабский области. Общались с Пушкиным в Кишиневе (1823–1824). У одного из них была дуэль с Пушкиным.
Пушкин жил на Мойке, в нижнем этаже дома Волконского. У подъезда Пушкин просил Данзаса выйти вперед, послать людей вынести его из кареты, и если жена его дома, то предупредить ее и сказать, что рана не опасна. В передней лакеи сказали Данзасу, что Натальи Николаевны не было дома, но когда Данзас сказал им, в чем дело, и послал их вынести раненого Пушкина из кареты, они объявили, что госпожа их дома. Данзас через столовую, в которой накрыт уже был стол, и гостиную пошел прямо без доклада в кабинет жены Пушкина. Она сидела с своей старшей незамужней сестрой Александрой Николаевной Гончаровой. Внезапное появление Данзаса очень удивило Наталью Николаевну, она взглянула на него с выражением испуга, как бы догадываясь о случившемся.
Данзас сказал ей, сколько мог спокойнее, что муж ее стрелялся с Дантесом, что хотя ранен, но очень легко.
Она бросилась в переднюю, куда люди в это время вносили Пушкина на руках.
Увидя жену, Пушкин начал ее успокаивать, говоря, что рана его вовсе не опасна, и попросил уйти, прибавив, что как только его уложат в постель, он сейчас же позовет ее.
Она, видимо, была поражена и удалилась как-то бессознательно.
Между тем Данзас отправился за доктором. Сначала поехал к Арендту, потом к Саломону; не застав дома ни того, ни другого оставил им записки и отправился к доктору Персону: но и тот был в отсутствии. Оттуда, по совету жены Персона, Данзас поехал в Воспитательный дом, где, по словам ее, он мог найти доктора, наверное. Подъезжая к Воспитательному дому, Данзас встретил выходившего из ворот доктора Шольца. Выслушав Данзаса, Шольц сказал ему, что он, как акушер, в этом случае полезен быть не может, но что сейчас же привезет к Пушкину другого доктора.
Вернувшись назад, Данзас нашел Пушкина в его кабинете, уже раздетого и уложенного на диване; жена его была с ним. Вслед за Данзасом приехал и Шольц с доктором Задлером [233] , когда Задлер осмотрел рану и наложил компресс, Данзас, выходя с ним из кабинета, спросил его опасна ли рана Пушкина. «Пока еще ничего нельзя сказать», – отвечал Задлер. В это время приехал Арендт, он также осмотрел рану. Пушкин просил его сказать ему откровенно, в каком он его находит положении и, прибавил, что какой бы ответ ни был, он его испугать не может, но что ему необходимо знать наверное свое положение, чтобы успеть сделать некоторые нужные распоряжения.
233
Доктор Задлер Карл Карлович (3.03.1801–30.10.1877) – автор исторических работ. По свидетельству Данзаса, Жуковского, Спасского и Шольца Задлер первым осматривал раненого Пушкина, к которому приехал после перевязки раненой правой руки Дантеса.
– Если так, – отвечал ему Арендт, – то я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды.
Пушкин отблагодарил Арендта за откровенность, просил только не говорить жене.
Прощаясь, Арендт объявил Пушкину, что по обязанности своей он должен доложить обо всем случившемся государю.
Пушкин ничего не возразил против этого, но поручил только Арендту просить от его имени государя не преследовать его секунданта.
Уезжая, Арендт сказал провожавшему его в переднюю Аанзасу:
– Штука скверная, он умрет.
По отъезде Арендта Пушкин послал за священником, исповедовался и приобщался.
В это время один за другим начали съезжаться к Пушкину друзья его: Жуковский, князь Вяземский, граф М.Ю. Виельгорский, князь П.И. Мещерский, П.А. Валуев, А.И. Тургенев, родственница Пушкина, бывшая фрейлина Загряжская; все эти лица до самой смерти Пушкина не оставляли его дома и отлучались только на самое короткое время.
Спустя два часа после своего первого визита Арендт снова приехал к Пушкину и привез ему от государя собственноручную записку карандашом, следующего содержания:
«Любезный друг Александр Сергеевич, если не суждено нам видеться на этом свете, прими мой последний совет: старайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение». (Записку эту Арендт взял с собой обратно. – А.К.)
Арендт объявил Пушкину, что государь приказал ему узнать, есть ли у него долги, что он все их желает заплатить.
Когда Арендт уехал, Пушкин позвал к себе жену, поговорил с нею и просил ее не быть постоянно в его комнате, он прибавил, что будет сам посылать за нею.
В продолжение этого дня у Пушкина перебывало несколько докторов, в том числе: Саломон и Буяльский. Домашним доктором Пушкина был доктор Спасский, но Пушкин мало имел к нему доверия. По рекомендации бывшего тогда главного доктора Конногвардейского полка Шеринга, Аанзас пригласил доктора провести у Пушкина всю ночь. Фамилии этого доктора Аанзас не помнит [234] .
Перед вечером Пушкин, подозвав Данзаса, просил его записывать и продиктовал ему все свои долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем [235] .
234
Арендт Николай Федорович (1785–14.10.1859) – врач, хирург, в 1829 г. лейб-медик Николая I. Пушкин пользовался услугами Арендта по возвращении из ссылки в Петербург. Руководил лечением раненого на дуэли поэта и был в последние дни жизни поэта посредником между ним и Николаем I. Спасский Иван Тимофеевич (1795–13.01.1861) – доктор медицины, профессор Медико-хирургической академии по кафедре зоологии в минералогии. С 1831 г. младший акушер Выборгской части; домашний врач Пушкиных. В письмах к жене Пушкин многократно упоминал Спасского как лечащего врача (1832–1834) После смертельного ранения Пушкина Спасский почти неотлучно находился у его постели и 2 февраля 1837 г. написал записку «Последние дни А.С. Пушкина. Рассказ очевидца».
235
Данзас не упоминает, что по просьбе Пушкина он сжег какие-то бумаги – об этом пишут Жуковский и Вяземский.
Потом он снял с руки кольцо и отдал Данзасу, прося принять его на память [236] . При этом он сказал Данзасу, что не хочет, чтоб кто-нибудь мстил за него и что желает умереть христианином.
Вечером ему сделалось хуже. В продолжение ночи страдания Пушкина до того усилились, что он решился застрелиться. Позвав человека, он велел подать ему один из ящиков письменного стола; человек исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом ящике были пистолеты, предупредил Данзаса.
236
По воспоминаниям В.А. Нащокиной, Пушкин, якобы, попросил Данзаса «подать ему какую-то небольшую шкатулку, из которой он вынул бирюзовое колечко и, передавая его Данзасу сказал: «Возьми и носи это кольцо, мне его подарил наш общий друг Нащокин. Это талисман от насильственной смерти». О дальнейшей судьбе этого кольца В.А. Нащокин в своих воспоминаниях пишет: «Впоследствии Данзас в большом горе рассказал мне, что он много лет не расставался с этим кольцом, но один раз в Петербурге, в сильнейший мороз, расплачиваясь с извозчиком, он, снимая перчатку с руки, обронил это кольцо в сугроб. Как ни искал его Данзас совместно с извозчиком и дворником, найти не мог».