Тайна брата

Смит Дэн

— Он прав, — говорит Лиза.

— А что, если они будут тебя мучить?

— Карл, пойми, так просто не сбежать. Они придут за мной. И за тобой. И за мамой. Заприте меня, они сами меня выпустят.

— А если нет?

— Выпустят, не бойся.

В голову лезут мысли о том, как брат первый раз оказался в лагере. А что, если во второй раз он не вернется?

— Кроме нас, никто не знает о том, что произошло, — объясняет Стефан. — Если я убегу, за мной придут, но если вы запрете меня в клетке,

никто вообще не заподозрит, что я тут замешан. Все решат, что Вольф поехал на машине через кладбище и врезался в бомбу. Вы будете в безопасности.

Я бы поспорил, но Стефан, как всегда, прав. Поэтому мы возвращаемся в штаб гестапо и спускаемся в подвал. Брат обнимает меня на прощанье и заходит в клетку.

Ключ так и торчит в замке. Когда Стефан закрывает за собой дверь, связка брякает. Брат смотрит на меня через прутья.

— Запирай. Потом возьмите из кабинета все свои вещи, а ключи оставьте. Никто не знает, что вы были здесь.

— А вдруг тебя не выпустят? — У меня в голове теснятся сомнения. — Вдруг сделают с тобой что-нибудь страшное?

— Например? Они уже меня избили и побрили наголо. Что еще они могут со мной сделать?

— Я…

— Все, уходите, — говорит брат.

— Пойдем. — Лиза берет меня за руку и оттаскивает от клетки. — Пока сюда никто не явился.

Кивнув, вытираю глаза и следом за Лизой поднимаюсь по лестнице. Наверху, замерев, оборачиваюсь. Может быть, я вижу брата в последний раз. Больше всего на свете мне хочется забрать его отсюда, но тогда все окажутся под ударом.

Стефан машет нам рукой. Я горжусь тем, какой же у меня храбрый брат.

— Ты собери вещи, а я буду следить, не идет ли кто, — говорит Лиза, направляясь к выходу.

С тяжелым сердцем бегу в кабинет Вольфа. Фюрер следит со стены, как я хватаю рюкзак и сую внутрь наши пожитки. У меня дрожат руки, и лишь с большим трудом я сдерживаю слезы. Из головы не идет Стефан, сидящий в клетке внизу.

Я уже собрался было уходить, как взгляд зацепился за папки, лежащие у Вольфа на столе.

Замерев, перевожу взгляд с бумаг на дверь и обратно.

Надо их взять.

Подбегаю к столу и хватаю папки. Распахнув одну, вижу формуляр, который подписывал, и запихиваю все к себе в рюкзак.

И тут у меня появляется мысль. Лишь бы хватило времени.

Надо спешить.

Обежав стол, я открываю левый ящик и зарываюсь в бумаги.

Ничего.

— Быстро! — кричит Лиза.

Захлопнув ящик, вытягиваю следующий. Очередная груда бесполезных бумаг.

— Карл!

Выдрав нижний ящик, сразу вижу то, что ищу. Поверить не могу, что у меня получилось.

— Карл! Ты где застрял?

Схватив верхний формуляр, кладу его на стол и закрываю ящик. Сгорбившись над документом, нашариваю ручку Вольфа.

Я все делаю правильно. Если сработает…

— Быстрее! — Лиза, бросив свой пост, забегает в кабинет. — Кто-то идет. Нам пора!

— Сейчас. — Да, я рискую, но именно сейчас это оправданно.

— Немедленно! — шипит моя подруга. — Я уже слышу шаги!

Стук в дверь

Мы выбираемся из штаба, и никто нас не видит. Солдаты, грязные, усталые, возвращаются с Фельдштрассе, а мы прячемся в тени живой изгороди, пока они не заходят в здание.

Все, на улице тихо. Крадемся прочь от этого жуткого места. Наконец мы у себя на Эшерштрассе. Только улица сильно изменилась. Или это мы сильно изменились.

Попав домой, отмываю руки и лицо, прячу грязную одежду, а потом ныряю в постель. Сон не идет. Я лежу, смотрю в потолок, в ушах звенит, мысли возвращаются к пожарам и взрывам, я так и вижу Стефана, сидящего в клетке в том подвале. Вижу синяки, засохшую кровь на лице. А если мы ошиблись, заперев его там? Если его увезут и я больше никогда не увижу брата?

Наутро Ба ставит завтрак на стол. Они с дедом и мамой обсуждают бомбежку и Стефана, а я молчу. Не буду же я рассказывать, что произошло этой ночью, хоть тайна и лежит на душе тяжким грузом.

Беру кусок хлеба, хотя совершенно не чувствую голода. Мне так страшно, что кусок не лезет в горло. Так страшно, что я не могу выдавить ни слова. Все мысли — о бедолаге Стефане, о том, что он заперт в клетке в этой жуткой тюрьме.

Тут раздается тройной стук в дверь, и у меня внутри что-то обрывается.

Взрослые озираются, у них в глазах виден страх.

Стук повторяется. Дед встает из-за стола.

— Я открою, — говорит он.

Мама тоже встает, прижимая к лицу дрожащую руку.

— Кто там? Это он?

Мы выходим за дедом в коридор и наблюдаем, как он отпирает замок. В последний момент дед оглядывается на нас. Дверь распахивается.

На пороге стоят два солдата СС, а между ними — Стефан. При солнечном свете он выглядит еще хуже, чем под тусклыми тюремными лампами. Глаз окончательно заплыл, синяки ярко налились, а бритая голова напоминает об узниках лагерей.

Один из солдат выходит вперед и протягивает лист бумаги.

Дед разворачивает бумагу дрожащими пальцами. Долгий миг изучает ее, потом показывает маме.

— Приказ об освобождении, — говорит он.

Мама, громко выдохнув, бросается к Стефану. Прямо на крыльце она обнимает его, прижимает к себе, словно решила никогда больше не выпускать из рук.

— Вернулся! — всхлипывает она. — Вернулся!

Солдаты, не говоря ни слова, разворачиваются и уходят прочь, только сапоги стучат по тротуару.