Тайна центрального района
Шрифт:
Решив снизойти к возрасту собеседника, Сергей попробовал зайти с другой стороны:
– Ну а если какой бабай…
Соня взбеленилась:
– Дядя Сережа, вы что? Я не грудная, как-никак семь лет!
– А что, страшилища только на маленьких нападают? – пошутил Акимов и тотчас получил сдачи:
– С чего я буду бояться того, что никто никогда не видел?
Сергей переварил услышанное и, фигурально выражаясь, утерся после смачной оплеухи.
В этот момент дождь полил как из ведра, да еще и ветер поднялся – а тут и тропинка кончилась, деревья
Сонька, обидевшись, решительно прибавила шаг, твердо решив первой, самостоятельно взойти на крыльцо. Однако как только она и поспешающий за ней Акимов зашли за угол, обогнули его – прямо на них вместе с завывающим порывом ветра и дождя накатило, налетело что-то белое, с растопыренными руками и с черной прорвой вместо лица и головы.
Сонька, оглушительно завопив, повисла на Сергее, тот машинально шарахнулся обратно за угол – бог знает, как они снова там очутились. Сонька орала так, что казалось, она вывихнула челюсть, рот у нее, распахнувшись от уха до уха, не закрывался, и из этой прорвы вырывался оглушающий, сбивающий с ног густой бас.
– Тихо, тихо, Соня, Соня, ш-ш-ш, – твердил он, словно заклинание, мечтая лишь об одном: чтобы она замолчала. Она же все висела и орала, орала и висела, и стихла лишь тогда, когда закончился воздух.
Из-за угла уже шлепали по воде опорки, и вылетела Наталья – очки на ухе, на одной дужке, край платка волочится по лужам, «летучая мышь» над головой. И эта начала в голос:
– Соня!
– Ты-то не начинай, – взмолился Сергей, весь в мыле. Роту таких вопящих на передовую, врагов громить акустическим ударом можно. – Мы это, Лукинична, дочь тебе привел.
Введенская тотчас переполошилась:
– Почему? Что случилось?
– Ничего, что вдруг должно…
– Мама, боюсь, – тихонько пропищала Сонька.
Будь девица чуть постарше, она бы услышала много всего правильного. О том, что нечего бродить по темноте под дождем, когда всем приличным людям следует сидеть по домам, куда следует отправляться немедленно по окончании уроков. Однако мама есть мама: Наталья без звука отобрала девчонку у Сергея, засюсюкала, загугукала, как сова-нянька, и потащила ее в отчий дом. Вот интеллигенция, никаких элементарных правил приличия, не сказала даже спасибо, тем более не попрощалась.
Ну ее. Акимов, пожав плечами, обошел так напугавший их с Сонькой барашковый вывернутый полушубок, в лучших традициях этого безумного семейства вывешенный на просушку под проливной дождь.
«Да ну, просто в запарке не убрали. Хорошая шкура! Жалко, промокнет, закиснет, гнить начнет», – он снял полушубок, прошел под козырек, встряхнул, поднялся по ступеням. Осторожно приоткрыл дверь.
Глава 7
И тут же в сенях, общих на два крыла, встретил Сергеевну, которая тащилась куда-то с керосинкой и топором.
«Легка на помине», – порадовался Сергей.
–
– Я. А ты чего с топором, на медведя собралась? На вот лучше, повесь, – отобрав у нее топор, накинул на освободившуюся руку мокрый полушубок.
Сергеевна, легко облаченная, поежилась:
– Уф, сырой. Вот спасибо, я и забыла. Как раз и шла забрать.
– Топор-то к чему? – Инструмент-то барахло, так и болтается топорище. Клинья подбить надо.
– Дров шла нарубить.
– Ну а в голом виде – чтобы проще топором махать было?
Она начала было препираться, но Акимов лишь отмахнулся:
– Иди, иди. Займись своим делом.
Дрова у них еще были, но в таком состоянии неясно, как они собираются зимовать. Навес как решето, весь прохудился. Зальет сейчас поленца – и готово дело, пойдет гниль. Если сразу не выморозит, то не раскочегаришь. Надо потоньше нарубить.
Нет, на самом-то деле навес надо укреплять. Сергей не решился орудовать под ним (не ровен час, придавит) и, перетащив колоду чуть поодаль, наколол дров, тщательно, стараясь брать потоньше, натесал щепы для растопки.
Как-то раньше не задумывался, как они тут справляются, без мужских рук. Понятно, что в войну не такое терпели, да и сейчас в деревне несладко – но, во-первых, не война, во-вторых, те, что терпят, невесть где, а эти на глазах. Неловко. Сам-то живешь в тепле и холе, вода из крана, тепло – по трубам.
«Снова погнал свет спасать. Со своими бы делами сладить. А чего они сами?! Надо ходить, добиваться переселения. Что, они не знают, куда писать, обращаться? Наталье, положим, все трын-трава, а Катька что? Малого в руки – и вперед, добиваться… Отставить патетику, неси дрова».
Набрав полные руки дров, холодных, скользких, пошел обратно в сени.
– Ты где тут? Куда нести?
Сергеевна, наспех застегиваясь, выскочила со своей половины: шея-грудь нараспашку, шаль волочится.
– Ох, – Акимов поморщился, – Сергеевна, ну ты это…
– Ой, совсем одичала, – Катя, спохватившись, привела себя в порядок, платком покрыла голову. Надо ж, коса какая, узлом, и когда только отросла?
Вообще похорошела Катерина, слов нет. С тех пор как родила – округлилась, в глазах лисьих теперь доброта и спокойствие, движения вроде бы по-прежнему быстрые, порывистые, но теперь как чайка парит, как лебедь плывет. Этак присмотришься – и начнешь понимать, по каким причинам Введенский на зоне переживает.
Сергей не решился просто так скинуть дрова на пол, застыдился. Только что баб жалел, а чуть до дела – все свалить и бежать. Возиться с сырыми грязными полешками не хотелось, да все равно сложил аккуратно.
– Батюшки! Да чего вам беспокоиться, сами бы, – оказалось, что Катерина уже снова в сенях, а с ней – небольшой поднос с изящной каймой, на нем – чай горячий в подстаканнике, а если присмотреться, то и крошечная стопка, в которой что-то плещется.
– Что вам поесть предложить – не ведаю, – извинилась она, – вот разве огурцы остались, соленые?