Тайна черной жемчужины
Шрифт:
По лукавым искоркам, появившимся в глазах главы дома, чувствовалось, что ему доставило удовольствие произнести странно звучащую фамилию. И Мура, конечно, не выдержала, воскликнув с удивлением:
– А разве такие фамилии бывают?
– Я склонен думать, что основателем рода был француз, – лаконично пояснил Анемподист Феоктистович.
– Давайте оставим филологические изыскания для других времен, приступим к сути дела, ради которого мы здесь собрались, а именно: чем можно удивить столицу в день ее двухсотлетия, – предложил Стасов и обернулся к профессору Муромцеву:
– Николай Николаевич, мы рассчитываем на ваше профессиональное заключение химика.
– Что ж, уважаемые господа, готов выслушать ваши предложения. Излагайте их коротко и ясно. Начнем с вас, господин Золлоев Профессор, до сих пор пытливо оглядывавший пестрое сборище, решил начать с ротмистра потому, что выпуклые черные глаза посланца кубачинских мастеров, неотрывно устремленные на Брунгильду, явно беспокоили девушку. Она, сидевшая, как всегда, очень прямо и, как всегда, с высоко поднятым подбородком, казалось, окаменела под обжигающим взором смуглого гостя. Человек в форме русского офицера вызвал у Николая Николаевича ассоциацию с горным орлом, выслеживающим добычу.
Впрочем, утонченная красота Брунгильды привлекала внимание и остальных гостей, Николаю Николаевичу уже следовало бы привыкнуть к подобным эффектам Но прочие посматривали на Брунгильду не так пристально, не так хищно. Господин Шлегер – с грустной улыбкой, очень шедшей к его темной бородке с проседью и таким же усам. Румяный хлеботорговец с пушистыми, сливающимися с бородой усами, – почти украдкой, поправляя короткий ежик волос. Импозантный актер средних лет – с многозначительными театральными ужимками и вздохами. Юный родственник библиотекаря Кайдалова, Глеб Васильевич, – искоса, из-под опущенных ресниц, подчеркивающих прозрачную бледность его впалых щек.
– Господин Золлоев, прошу вас. – Стасов подмигнул Муре.
– Дело мое вот в чем. – Ротмистр с неохотой перевел горящий взгляд на профессора. – Мы, дагестанцы, верой и правдой служим России почти сто лет. И праздники России – это и наши праздники. 200 лет столице – не шутка. Почтенный возраст. Все российские народности и племена готовят дары Санкт-Петербургу. И мы не хуже других. Паши кубачинские мастера дали мне поручение к городским властям. Грандиозная идея, достойная столицы и нашего Государя. В Петербурге строится Троицкий мост. Я отправил письмо министру Императорского двора с предложением установить на новом мосту серебряные гербы подвластных земель и городов... Кубачинские мастера изготовят такие гербы.
– И их быстренько сопрут, – играя бархатными обертонами мощного баса, вставил Иллионский-Третий.
– Сколько же серебра понадобится, – недоверчиво хмыкнул хлеботорговец, – а почему не из золота?
– Вероятно, в горах Дагестана еще не нашли золотую жилу, – предположил Раймонд Шлегер.
– Кубачинские мастера выбрали серебро, – отчеканил ротмистр и снова воззрился на Брунгильду.
– А чем здесь может помочь химическая наука? Не понимаю. – На лице профессора явно проглядывало недоумение. – Продолжайте.
– Что же непонятного? – Золлоев не сводил глаз со старшей дочери профессора, на губах которой трепетала едва заметная улыбка, обращенная ко всем и ни к кому. – Днем-то серебряные гербы будут видны хорошо, а ночью? Господин профессор, я читал в газете, что химики открыли какие-то лучи, заставляющие металлы светиться. Надо бы добавить в серебро то, что придаст гербам особый блеск, чтобы кубачинский подарок светился в темноте. Или наша наука еще этого не умеет, а умеет только немецкая?
Профессор вспыхнул:
– И немецкая не умеет, батенька, что вы тут такое выдумываете?
– Господин Стасов одобрил замысел кубачинских мастеров. И он утверждал, что вы знаете ответ на этот вопрос.
– Я вам и отвечаю – никакая наука не в состоянии это сделать. Излучение это слабое и видно не простым глазом, а только с помощью приборов. Что ж, теперь каждому петербуржцу обзавестись таким прибором?
– Прекрасная идея! – воскликнул Раймонд Шлегер. – И может быть, весьма прибыльная. Надо бы посчитать, во сколько она обойдется. Сколько стоит прибор?
– Прибор громоздкий, весьма дорогой. – Николай Николаевич пожал плечами. – Извините, господин Золлоев, на сегодняшний момент идея неосуществима.
– Ничего, можно прибор упростить и удешевить, – не отступал Шлегер.
– К юбилею все равно, видимо, не успеть, – остановил ненужный спор Стасов, слушавший до сих пор беседу молча, полуприкрыв глаза. – Дай Бог воплотить в жизнь ваш замысел, господин Шлегер. Он тоже еще под вопросом.
– Но вполне готов к реализации. – Господин Шлегер вынул из кармана изящный портсигар, взглянул на барышень и, вздохнув, убрал его обратно. – Замысел великолепный. Все чертежи и расчеты у меня имеются. Комиссия по подготовке к юбилею ознакомилась с моей заявкой и не отвергла ее. Кроме того, у меня есть деньги, а это уже немало, с деньгами можно сделать невозможное. Я вообще думаю, что Нобель был не прав. Зачем он оставил капитал для награждения ученых за открытия, которые ему неизвестны и, может быть, нам не нужны?
– Вы мечтаете учредить аналогичную премию? – с сарказмом спросил профессор.
– Пока еще не нажил такого состояния. – Розовые губы предприимчивого господина растянулись в улыбке.
– Потому что в наше время надо не благотворительностью заниматься, а изобретением взрывчатки, продажей динамита, – театрально захохотал Иллионский-Третий, скользнув взглядом по Муре.
В Муриных глазах дрожали смешинки; ей нравился забавный полный господин, актер до мозга костей. Что ему могло понадобиться от профессора химии, какая консультация?
– Я думаю, найдется человек, который также оставит свое состояние на развитие науки, но только на конкретные открытия, – мечтательно произнес румяный хлеботорговец.
– У меня, конечно, еще миллиона нет, – подхватил господин Шлегер. – Но содействовать развитию российской науки я готов. Предприниматели и коммерсанты должны вкладывать деньги в новые идеи и изобретения. – И, заметив пристальный взгляд Муры, добавил:
– Кажется, и Мария Николаевна согласна с этим.
Мура отпрянула и покраснела.