Тайна декабриста. Сборник повестей

Багрово-дымное пламя рвется в ночь. В парижском предместье Исси на улице Эрнеста Ренана горит четырехэтажное здание — экспериментальные мастерские крупной телевизионной компании. Пожар начался с верхних этажей, где размещались лаборатории.

Хотя в этих кварталах почти нет жилых домов (тут, в юго-западном районе Большого Парижа, сосредоточены электротехнические и авиамоторные предприятия), подступы к месту пожара — улица, переулки — оказались запружены народом: взрыв в доме № 23 произошел в тот момент, когда шла пересмена на заводах. В ближайших корпусах вылетели все стекла, часы на фасаде фабрики радиоаппаратуры остановились на 12.20.

Освещенная отблесками пожара, глухо, угрожающе, как штормовое ночное море, волновалась толпа. Отовсюду неслись негодующие выкрики: “Опять ультра!”, “До каких пор!” — и более крепкие словечки. Это происходило в те дни, когда бомбы молодчиков из ОАС [1] взрывались по нескольку раз на день — в редакциях газет, в квартирах прогрессивных политических деятелей, просто на улице. Париж хоронил убитых и негодовал.

Журналист, встречая генерала, неугодного террористам, спрашивал с внешним сочувствием: “Как, это вы? Я слыхал, что вас уже пластикировали?” [2] .

Пуля убийцы чуть-чуть не настигла важнейшее в государстве лицо. Затем был процесс. Но главари неонацистов отделались только легким испугом, за их спиной стояли могущественные монополии.

“Флики” — такова в Париже насмешливая кличка полицейских и жандармов, — флики из “республиканских отрядов безопасности”, в стальных касках, в темно-синих накидках, из-под которых торчали стволы автоматов, с неизменными усами на грубых физиономиях, сдерживали толпу. Наглые, проворные, они, не задумываясь, пускали в ход свои дубинки, — этим инструментом они владели в совершенстве. Толпа отвечала рычанием…

— Вот рвануло!..

— Там есть кто-нибудь?

— Я видел перед взрывом свет во втором этаже…

— Смерть коровам [3] ! Они заодно с этими убийцами!

Вой сирен пожарных машин раздирал душу. Начальники команд надрывались, чтобы перекричать шум толпы. С глухим ворчанием вырывались из брандспойтов толстые, как слоновый хобот, струи.

По лестницам проворно взбегали пожарники в несгораемых спецовках и противогазах.

Сквозь толпу, непрерывно сигналя, на передний край пробиралась сиреневая легковая машина. Флик подскочил к ней, открыл дверцу. Водитель увидел перед самым носом дуло автомата.

— Месье! — многозначительно сказал полицейский. — Будьте осторожны: в таких случаях мы легко нажимаем на спусковой крючок…

Водитель показал ему зеленую карточку, и флик, молча козырнув, отошел.

Вдруг из окна четвертого этажа, как из пасти дракона, выдохнулась струя пламени. Вслед за ней на подоконнике показался человек. Он рвал на себе дымящийся пиджак.

Внизу мигом растянули брезент: “Прыгай!”.

Человек, не колеблясь, прыгнул. “А-а-а!” — одной грудью вздохнула толпа. Он попытался слезть, но со стоном упал на брезент. К нему подбежал пожарный:

— Там есть кто-нибудь еще?

Человек с трудом разомкнул спекшиеся губы:

— Есть!

И потерял сознание.

Подкатила машина с красным крестом, санитары положили пострадавшего на носилки, всунули в машину. Толпа раздалась перед ней, а следом рванулся сиреневый “рено”.

Совсем близко находился военный госпиталь. За носилками гуда вошел водитель легковой машины, показал дежурному удостоверение и поднялся на второй этаж, в кабинет дежурного врача.

В третий раз на свет появилась зеленая карточка. Водитель сиреневого “рено” попросил врача удалиться, нервозно закрутил диск телефона.

— Алло, шеф. Докладываю: крупные неприятности с проектом “Аргус”. Сорок минут назад лаборатории “ТВ-франсэз” взлетели на воздух. Что?!. Совершенно серьезно: студии Бертона больше не существует…

На другом конце провода разразилась словесная буря:

— Перестаньте мямлить, капитан! Что с Бертоном?

— Жив! Только небольшой вывих ступни.

— Что там произошло, дьявол их побери?

— Трудно сказать… Судя по всему, виноват Корфиотис. Этот идиот, несмотря на предупреждения, продолжал свои опыты со взрывчаткой. Впрочем, взыскивать с него поздно…

— Аминь… А Гюбнер?

— Он еще там. Здание горит, и я ничего не могу сказать об этом.

— Откуда вы говорите?

— Из военного госпиталя на бульваре Виктор.

— Понятно. Бертон в отдельной палате?

— Разумеется, мой полковник. Я позаботился об этом.

— Черт возьми, сколько глупостей наделано за одну ночь! Капитан перевел дух и вытер пот со лба.

— Позвольте, шеф!..

До капитана донесся удар кулака по столу:

— Не позволю! Ясна ли вам теперешняя ситуация?

— Конечно, мой полковник! Бертон остается единственным человеком, который может воссоздать конструкцию “Аргуса”. Клянусь головой…

— Голова Бертона сейчас дороже, чем тысяча таких, как ваша.

Подшефный по-военному вытянулся:

— Ясно, мой полковник.

— Даже покойный Корфиотис не позавидует вам, если в палату Бертона влетит или вылетит незамеченной хотя бы муха!

— Я тотчас расставлю своих людей вокруг госпитальной ограды…

— Ну, все. Я буду через полчаса.

Полковник достал (в который уже раз!) из стола досье Бертона и принялся задумчиво его перелистывать.