Тайна декабриста
Шрифт:
– Товарищ полковник!
– взмолился Чернобровин, узнав об этом решении. Подождите еще немного. Сухорослов должен непременно второй раз вернуться в музей! В первый раз он ничего не взял, ручаюсь. Он даже не успел как следует просмотреть папку, ему помешала Ковальчук. Он искал документ в комнате Зинаиды Васильевны. Лист из диссертации он захватил как оправдательный документ перед Наставником. "Вот, дескать, я был в музее!" И, прежде всего, как свидетельство того, что тайна завещания еще не стала достоянием советских людей. Потом, когда все уехали, он снова вернулся в зал и попытался продолжить поиски...
Чернобровин остановился.
– Продолжайте, - сказал полковник.
– Сухорослов, конечно, страшно торопился и нервничал, ведь он все время ходил по острию бритвы. Понимал, как сильно рискует. Ищет папку нету; если помните, я накануне поднял ее и положил на стеклянный шкаф. Сухорослову стоило только поднять голову, чтобы увидеть эту папку... Но он не сделал этого. Вот эта "психическая слепота" говорит о том, в каком состоянии находился преступник. А тут Кирюхин то и дело подходит к двери и проверяет печати... И Сухорослов решил больше не испытывать судьбу...
– Но почему же все-таки следует ожидать нового визита Сухорослова?
– Наставник выждал, пока немного уляжется суматоха, связанная с первыми днями следствия. На явке Сухорослов получил от него директиву довести дело до конца, то есть вторично проникнуть в музей. Эта директива была передана через газету, в какой форме - трудно сказать. Газету Сухорослов, надо полагать, уничтожил.
– Очень логично и интересно, прямо художественную картину нарисовали, - сказал полковник, улыбаясь.
– Но, Вадим Николаевич, это опять-таки гипотезы. А где доказательства, что Сухорослов явится снова?
– Поступили сведения, что приятельница Сухорослова была у Косого и получила от него набор отмычек.
– А! Это уже не журавль в небе, а синица в руках. Что же вы предлагаете? Засаду?
– Я предлагаю нечто лучшее. Сухорослова мы, конечно, возьмем. Но нужно обставить операцию так, чтобы он еще до момента задержания сам показал нам, где находится завещание.
– Как же вы это сделаете?
– Вот как. Папку нужно положить на место...
И Чернобровый выложил свою идею. Предложенный план получил полное одобрение.
9. Восковая персона
Давно уже стемнело, время подходило к двенадцати. Музей чернел на берегу геометрической своей громадой, в нем не светилось ни одного окна. Кирюхин сидел на скамеечке у ворот, поставив "ижевку" меж колен. После ЧП он проявлял особую бдительность и на дежурство являлся даже раньше положенного. Вот и сейчас, завидев темную фигуру, возникшую из-за угла, он заерзал, насторожился...
Однако прохожий шел спокойно, не проявляя никаких агрессивных намерений. У старика отлегло от сердца: было в этой фигуре что-то знакомое, привычное взгляду. Фигура приблизилась, и сторож узнал Сухорослова.
– А! Василий Кузьмич!
– дружелюбно приветствовал его старик. Кого-кого, а этого человека он никак не заподозрил бы в посягательстве на музейные ценности. За что уволили бывшего "реставратора", Кирюхин толком не знал, ибо история с кражей книг не вышла за стены директорского кабинета, а тем более не имел представления о павших теперь на Сухорослова тяжких подозрениях. Для Кирюхина он оставался по-прежнему недавним сослуживцем, "рубахой-парнем", не дураком выпить.
– Давно к нам не заглядывали. Прогуливаетесь, значит. Присядьте, отдохните!
– И старик подвинулся, всем своим видом показывая живейшую готовность покалякать.
– Здравствуй, товарищ Кирюхин, из кино иду, - сказал Сухорослов, садясь.
– А ты все оберегаешь этот допотопный мавзолей? Пауки в ружье еще не завелись?
– пошутил он.
– Ну, что новенького? Да, впрочем, что я спрашиваю, ведь у вас тут сплошная древняя история...
– Не говорите, Василий Кузьмич!
– запротестовал старик, становясь серьезным.
– Ох и дела! Такие дела!..
– Что, Гольдман со своим заместителем поругалась? Или выходной день с четверга на понедельник перенесли?
– Грех шутить, - угрюмо сказал старик.
– Дела, прямо оказать, уголовные.
– Ну?!
– Зинаиду Васильевну без малого не убили! В больнице лежит, говорят, па-ра-ли-зо-ва-на...
Кирюхин принялся рассказывать о происшествии в музее.
– Грабителя-то нашли?
– перебил Сухорослов.
– Какое!
– Старик махнул рукой.
– Видать, бросили это дело. Никто теперь из милиции и не показывается.
Сухорослов поежился, словно от ночной прохлады.
– Закурим, что ли?
Он достал "Беломор" и так ловко щелкнул в донышко пачки, что папироса выскочила прямо в руки старику.
– Вот, Василий Кузьмич, какие неприятности случаются, - продолжал старик, глубоко затягиваясь.
– Разве найдут? Держи карман шире...
Дальше разговор как-то перестал клеиться. Кирюхин начал зевать, речь его становилась все менее и менее связной. Наконец, он клюнул носом и опустил голову на грудь.
Папироса с наркотиком сделала свое дело Сухорослов выждал пару минут и потряс Кирюхина. Убедившись, что теперь никакое ЧП не в силах пробудить старика, оглянулся, прошел во двор и достал связку отмычек...
В зале стояла особенная, пустынная, стылая тишина, свойственная нежилым помещениям. Бледный круг света, брошенный электрическим фонариком, заскользил по полу... по витрине... по манекенам, которые в причудливых костюмах стояли безмолвные, как мумии, по бокам книжного шкафа.
По улице, огибая здание музея, неслись автомашины. Она торопились спуститься к понтонному мосту, который соединял левобережную часть города с промышленной правой: в полночь мост разводили для пропуска судов.
Сухорослов приблизился к шкафу, держа в одной руке снятые ботинки, в другой фонарик. Обувь поставил на пол и, присев, звякнул отмычками. Руки его слегка дрожали. Скрипнула отодвигаемая дверка. Сухорослов осветил полки: "Тут!". Папка лежала на прежнем месте. Оставалось взять ее, закрыть шкаф... Как будто все. Через несколько минут он будет за воротами музея, а дальше - солидная пачка "красненьких" и новый паспорт, обещанный ему шефом, привольная жизнь где-нибудь в другом городе, пока хватит денег...